Время льда и огня - [10]

Ладно, не отвлекаться. Что мы помним о Витторио Мэе? Итальянец американского происхождения или же, наоборот, американец с итальянскими корнями… Удивительно анахронично звучат сейчас все эти титулы наций, а ведь еще полвека назад они были актуальными. Считалось почетным быть американцем, итальянцы котировались рангом ниже, ну и так далее. Замыкали иерархию, кажется, какие-то людоеды в количестве четырехсот особей, что ли… Интересно, как они восприняли появление ледника?

Опять отвлекся. Итак, этот самый Мэй был уже человек в возрасте, куда старше того же Бюлова.

Если память мне не изменяет, в самом начале передряги он, в отличие от многих, сразу уверовал в необратимость перемен и угадал тенденцию. То есть был одним из тех, кто стал готовиться к теперешней нашей реальности. Хотя тогда его подняли на смех. Но были и сторонники, хотя мало.

Сущность его идеи (вздорной, на мой взгляд) была в том, что людей следует генетически готовить к грядущим переменам. Мэй предположил, что нужно искусственно вывести породу людей, абсолютно приспособленную к жизни в условиях любого климата — от мартеновской топки Солнечной стороны до страшных морозов в эпицентре ледника. Он, генетик, брался за эту задачу. Сейчас, когда отбило полвека с тех пор, многое видится яснее, и становится очевидно: Мэя никто не принимал всерьез. Этот сумасброд, женившийся на балеринах, скандаливший на ученых советах (самомнения он был высочайшего), открытый последователь Муссолини, вряд ли мог привлечь серьезное внимание. Никто не хотел финансировать его работы. Спасения ждали, как всегда, от политиков, а не от ученых. Тем более Бюлов только что перед этим скомпрометировал науку в глазах общества почти бесповоротно. Так что ожидать какого-то продвижения на этом пути от моего возможного папы было очень маловероятно.

И все-таки, продолжал я свои прикидки, контрразведка южан всерьез заинтересовалась Мэем и его разработками именно теперь, когда, казалось бы, столько воды утекло. Они, конечно же, должны знать, что с покойным генетиком меня могли связывать разве что родственные узы, никак не поддержанные в плане личном. Вряд ли они думают, что лирический приступ по отношению к его особе мог меня вынудить на поиски чего-то связанного с деятельностью этого сумасброда. Полковник, так тот вообще считал его шарлатаном — да и, на мой взгляд, весьма похоже…

Другое дело — немец Бюлов (немец — опять употребляю устаревшее понятие), человек, всю жизнь посвятивший тому, чтобы поймать ту частицу (как там она-«мю-гиперион»? «пи-гравитон»?), и ни на секунду не усомнившийся в своем праве на поиск. Хотя — и он прекрасно знал это — в числе вариантов значился и так называемый коллапс глобального вращения… Нет, все-таки непостижимо для простого человека, как это возня с неизмеримо малыми частичками, да уж и не частичками вовсе, могла затормозить, остановить земной шар. Вот где малое пересекается с гигантским!

В таком вот несколько философском ключе завершил я не слишком результативные воспоминания о своем подлинном отце (если только он и в самом деле был таковым). По-видимому, загадочная туманность, которую являет собой Витторио Мэй для контрразведки, вряд ли может быть прояснена с моей помощью. Даже если генерал Крамер использует все свои костоломные средства…

Тут я вскочил с койки и занялся разминкой по усиленному варианту. Здесь не полагалось расслабляться.

* * *

Я написал записку Полковнику, на всякий случай — на листочке кальки, которой застилают поднос с едой, а ручку мне, к моему удивлению, просто дал конвойный при очередном визите к Крамеру. Возможно, где-то здесь была упрятана телекамера, хотя я обшарил все свое крохотное узилище и пока ничего не обнаружил, а потому писал я также и в расчете на невидимого читателя-контрразведчика:

«Отец, вы, конечно же, поняли, что со мной произошло. Я оказался в руках специальных служб южной стороны, которые хотят от меня выдачи каких-то совершенно мне неизвестных сведений относительно известного в прошлом ученого В. Мэя. Они предполагают, что я, будучи его родным сыном, должен что-то там знать, помимо того, что знает каждый среднеобразованный человек. Меня держат в заключении, применяют недозволенные методы, угрожают расправой. Здешние порядки значительно хуже тех, что вы мне описывали, а люди, занятые в этой службе, по коварству и жестокости не могут сравниться ни с кем в Рассветной зоне.

Отец, я не сомневаюсь в том, что вы и так предпринимаете все для того, чтобы вызволить меня отсюда. Могу лишь сообщить некоторые подробности: место, где меня допрашивали, — это штаб-квартира шестого региона Южного сектора, допрашивал меня сам глава службы генерал Крамер, моя тюрьма находится примерно в двадцати минутах езды подземкой, радиус А, от этой самой штаб-квартиры. Я думаю, что в целях моего освобождения неплохо бы задействовать Службу контактов между зонами; впрочем, не сомневаюсь, что вы, отец, уже все это проделали.

Искренне надеюсь, что все нынешние мытарства и недоразумения вскоре останутся позади и мы снова окажемся втроем — вы, тетушка Эмма и я. Ваш Петр».