Время кошмаров - [17]

Чем ближе подходил Эмиль, тем громче она выла.

— Дуся! Ты чего это? — Хозяйка была обескуражена. — Никогда такого не было. Обычно она детей любит.

Тем временем подошли и мы с Эммой. Собака дрожала всем телом, скалила зубы и завывала. Мы со старухой посмотрели друг на друга: пожилая женщина в стареньком пальто и толстый мужчина в очках. В глазах женщины плескался страх, мне и самому было нехорошо.

Безупречно красивые Эмма и Эмиль безмятежно улыбались, глядя на заходящегося в истерике песика. Ни его, ни ее не волновала реакция животного. Они словно и вовсе не замечали ничего необычного.

Я взял Эмиля за руку и потащил прочь.

— Эмма, идем же! — крикнул я, и она послушно двинулась за мной.

Старуха подхватила свою любимицу и чуть не бегом кинулась прочь.

— Почему собака так испугалась Эмиля? — Я хотел добавить «и тебя», но промолчал.

— Это же животное. Кто знает, что у них на уме, — спокойно ответила жена.

Дальше мы шли молча. Прогулка по весеннему парку утратила для меня всякое очарование. В голову полезли мысли о том, что я уже видел похожую реакцию на появление Эммы и Эмиля.

Собак у наших соседей не было, но несколько раз я видел, как от моей жены шарахались кошки, случайно забредавшие к нам на участок. Я не придал этому значения — подумаешь, глупая кошка!

Как-то в супермаркете мы подошли с Эмилем к аквариуму, где плавали огромные рыбины. Стоило ему приблизиться к стеклу, как рыбы забились, заплескались, будто бы желая отплыть от него подальше. Но места там было немного, и они бестолково метались, натыкаясь друг на друга и молотя хвостами. А Эмиль смотрел и хохотал, пока ему не надоело.

У мальчика не было друзей, как у других детей, но его это ничуть не беспокоило. Эмма не выказывала желания общаться с кем-либо, кроме меня, однако теперь это добровольное затворничество перестало радовать, казалось неестественным и потому пугающим.

Вроде бы все осталось таким, как прежде, но мое отношение изменилось, я смотрел на свою семью другими глазами. И то, что видел, мне не нравилось.

Когда мы вернулись домой, Эмма отправилась готовить ужин, а я заперся в ванной, пытаясь успокоиться.

Я ведь всегда знал, что Эмма и Эмиль не такие, как все обычные люди. Стоит ли удивляться, что животные чувствуют разницу? Не обязательно же это ощущение опасности — возможно, просто реакция на нечто иное, незнакомое.

— Дорогой, обед на столе! — позвала жена, и я, нацепив улыбку, пошел на зов.

Во время трапезы я внезапно обратил внимание на то, как ест Эмиль. Прежде мне нравилось наблюдать за ним, но сегодня я видел все иначе.

Эмма положила мальчику в тарелку большую порцию, почти как себе и мне, и он ел так, точно выполнял некую работу: полностью сосредоточившись на еде, методично орудовал ножом и вилкой. Отрезал кусок, отправлял в рот, пережевывал, брался за следующий. Словно машина, Эмиль утрамбовывал в себя еду, при этом не разбрасывал ее, не размазывал по тарелке, не выискивал кусочки получше, как это обычно делают дети. Когда он закончил, посуда была безукоризненно чистой, такая же чистота была и на столе.

— Спасибо, мамочка.

— Хочешь добавки? — неожиданно для себя спросил я, и Эмиль немедленно согласился.

Эмма улыбнулась и пошла к плите.

Все началось заново: кусок за куском вторая порция аккуратно перекочевала из тарелки в рот. Все происходило механически, точно Эмиль ел не потому, что ему нравился вкус (кажется, вкус и не имел особого значения), а потому, что я предложил добавку. Разве он не чувствует сытости? Неужели все еще голоден, хотя столько съел? Я почувствовал, что меня тошнит, аппетит пропал начисто.

— Тебе не понравилось? — огорчилась Эмма.

— Ты не думаешь, что он ест слишком много?

Жена посмотрела удивленно.

— Но ведь ты всегда считал, что у ребенка должен быть хороший аппетит. Он не должен капризничать и ковыряться, должен есть, что дают, и просить добавки.

Эмиль поднял голову и улыбнулся. Он вел себя так, как я от него ждал. Все исполнялось в точном соответствии с моими пожеланиями.

Отодвинув тарелку, я вышел из-за стола. Наступил вечер. После душа я сидел в нашей спальне, слушая, как Эмма читает Эмилю сказку на ночь. Мне казалось, что стены надвигаются на меня, что я заперт здесь, в этой уютной, дорого обставленной комнате, и медленно схожу с ума.

Эмма вошла и сказала:

— Хочешь, посмотрим фильм на ночь?

Я промолчал.

Она присела на край кровати и провела ладонью по моей щеке.

— Ты устал. Хочешь, я помогу тебе расслабиться?

Ее игривый тон был совсем некстати. Неужели она не видит, что мне не до этого? Впрочем, нет, конечно. Не видит.

— Давай лучше спать.

— Конечно, — легко согласилась Эмма, не выказав и тени обиды. — Не забудь принять свои таблетки. Принести воды?

Кукла. Заводная кукла, вот она кто. В ней нет истинной жизни, потому она и не способна возразить, рассердится, разгневаться.

«Разумеется, нет. Ведь она такова, какой ты хотел ее видеть. Какой ее создал… Кто?» Это было дико и неправильно, но я впервые задумался (точнее, позволил себе задуматься), кто они такие — Эмма и Эмиль? Откуда пришли в мою жизнь?

На этот раз уснуть не удавалось. В доме было тихо, но в этой тиши не чувствовалось спокойствия. В ней было растворено (а может, мне так лишь казалось?) что-то похожее на ожидание. Так бывает, когда стол накрыт, а гости все не идут: в воздухе разливается нетерпеливое предвкушение.