Время колоть лед - [91]

Словно сжалившись, телефон звонит сам. “ЧТО?” Потом еще раз: “Что?! Как?!” А затем Чулпан кладет телефон на колени, пытается прийти в себя и осмыслить случившееся. А случилось вот что.

Накануне вечером дочери Чулпан Ася, Арина и Ия должны были уехать на поезде из Москвы в Казань, к родителям Чулпан. Было решено, что сопровождать девочек будет новая няня маленькой Ии. А няня старших девочек Татьяна в кои-то веки сможет съездить в отпуск к родным, на Украину. Отвезти девочек с няней на вокзал вызвался брат Чулпан Шамиль Хаматов. Но, войдя в квартиру вечером 23 марта, Шамиль обнаружил полуголую Ию, которая, всплескивая руками, бегала вокруг неподвижно лежащей посреди комнаты новой няни. Руки няни были раскинуты, глаза ничего не выражали. Но няня дышала. Рядом с няней лежала пустая водочная бутылка. Арина и Ася сидели на кухне и смотрели друг на друга в полном ужасе. До отхода поезда оставалось полтора часа.

Первой пришла в себя десятилетняя Ася. Она одела трехлетнюю Ию, собрала всем вещи и строго сказала обалдевшему Шамилю, что, в принципе, они готовы ехать на вокзал. Шамиль, до которого постепенно начал доходить смысл происходящего, набрал номер единственного человека, который мог бы спасти ситуацию, – няни Тани, собравшейся домой в Киев. Неведомым образом Шамиль даже умудрился купить ей билет на тот же поезд, в котором новая няня, сошедшая с дистанции, должна была ехать с девочками в Казань.

Договорившись встретиться на вокзале, Шамиль и Таня чуть ли не одновременно попросили друг друга “ничего не рассказывать Чулпан. Она же поехала отдыхать с подругами, да и вообще после операции ей нельзя волноваться”.

Таким образом, пьяная няня, Ася, Арина и Ия прибыли на вокзал за полчаса до отправления поезда. И, подхваченные Таней, расселись на полках купе. Мама и папа Чулпан узнали о “замене” няни только утром, когда поезд прибыл в Казань. Пьяную няню Шамиль доставил домой. Там она, придя в сознание, первым делом написала Чулпан ту самую эсэмэску: “Простите меня за всё”.

Всю эту историю утром 24 марта рассказала Чулпан ее мама, сидевшая за завтраком с чудесно доехавшими девочками. Девочки, выхватывая друг у друга трубку, рассказывали, как им хорошо у бабушки и как они счастливы оказаться снова с Таней. Таня уверяла Чулпан, у которой по щекам всё еще текли слезы, что с радостью проведет эту неделю не дома, а в Казани. Пьяная няня тоже, наверное, плакала. Но телефон у нее был выключен.

И вот, когда наш номер в гостинице “Захер” рисковал утонуть во всеобщих слезах умиления, вошла Катя Чистякова и, страшно извиняясь, сообщила, что не может пойти с нами на завтрак: надо поработать. В фонд пришел очень сложный запрос из региона, а потом ей надо ехать в венскую детскую больницу и хоспис, как договаривались. Вечером у нас был обратный самолет. До того как ехать в аэропорт, мы втроем всё же успели посмотреть рисунки Рембрандта. Кажется, они были прекрасны. КАТЕРИНА ГОРДЕЕВА

ГОРДЕЕВА: Ты часто мучаешься выбором: дети или работа?

ХАМАТОВА: Нет. Для меня это не конфликт интересов. Я не могу отменить в своей жизни ни одно, ни другое. Это как судьба. Знаешь, в немецком языке, который мне кажется самым точным в том, что касается даже неточных, расплывчатых понятий, есть слово Beruf – оно переводится и как “призвание”, и как “профессия”. А репетиции по-немецки – Proben, от слова пробовать. Ты пробуешь себя и в профессии, и в призвании, и в жизни, а не повторяешь, чтобы запомнить. Мне кажется, это очень точно, как трафарет, накладывается на всю жизненную конструкцию. Ты всегда, до самой смерти – пробуешь себя.

ГОРДЕЕВА: Есть концепция, согласно которой гениальные или очень одаренные люди не должны иметь детей. По двум причинам: чтобы дело не страдало – или чтобы не страдали дети. Я встречала людей, сознательно отказавшихся от родительства в пользу искусства. Так они сами говорят.

ХАМАТОВА: Это чушь, Катя. Это такие разные сферы… Нельзя одну променять на другую. Вот ты можешь вспомнить, когда ты сделала выбор между профессией и детьми в пользу детей?

ГОРДЕЕВА: Да. Это был апрель две тысячи десятого года. Я взяла отпуск, чтобы ехать забирать свою приемную дочь Сашу из Дома малютки. Я хотела провести с ней первое время дома, ни на что не отвлекаясь. Когда я еще только ехала за ней, под Смоленском упал самолет с президентом Польши и всеми главными людьми польской политики, культуры и общества. Мне позвонили с работы и сказали, что отзывают меня из отпуска, я должна лететь в Смоленск, снимать репортаж о случившемся.

ХАМАТОВА: И ты?

ГОРДЕЕВА: Я говорю: “Я сейчас подъезжаю как раз к аэропорту”. Мой начальник аж крякнул: “Ну ты молодец, мать!” А я в ответ спокойно ему объясняю: “Я должна лететь за своей дочерью, я не полечу в Смоленск. У меня обязательства перед этим ребенком”. Этот ответ и это решение мне тогда страшно легко дались. Впоследствии с каждым годом, с каждым новым ребенком и с каждым профессиональным предложением, от которого надо было отказываться – командировка надолго в горячую точку, длинная и заковыристая поездка, большой проект – отказ давался всё труднее.