Время изоляции, 1951–2000 гг. - [64]

». Чтобы сказать такое в 1972 году, надо обладать большим мужеством. Но тогда же и Окуджава спел: «Как славно быть ни в чём не виноватым, / совсем простым солдатом, солдатом». Для человека нет большей радости, как избавиться от моральной ответственности, как избавиться вообще от морали. Там, кстати говоря, Гайшун припоминает один эпизод, когда в Белоруссии на Нюрнбергском процессе показывали документальную пятнадцатиминутную пленку о зверствах немцев. Туда вошла ничтожно малая часть документов, но было сообщение о том, что два миллиона белорусов погибли – четвёртая часть населения. Каждый четвёртый из белорусов погиб на войне! И после этого сидят с одной стороны подсудимые, а с другой – журналисты и судьи: «после этого зажёгся свет в зале, люди, поднявшись, все повернулись и стали смотреть на главных убийц: пять минут, десять, пятнадцать… Молча смотрели на себе подобных, содеявших это». Этим ужасом пронизана вся «Хатынская повесть». И надо сказать, что история человечества после этого дала весьма мрачный ответ на вопрос о его перспективах. Войны продолжаются, человек с наслаждением оправдывает массовые репрессии и с ещё большим наслаждением совершает их. Государственная ложь – это непременная составляющая политики, а многие говорят, что Гитлер был прав, не говоря уже об антисемитизме, который возродился в полной мере. Адамович в 1972 году об этом предупредил. И всё, что остаётся сегодняшнему человеку, – перечитывать эту вещь и поражаться провидческой мощи этого обожжённого, полуослепшего человека. В общем, как сказал мне Андрей Макаревич в недавнем интервью: «Главным итогом своей жизни я считаю пересмотр своих представлений о человечестве в худшую сторону».

Впоследствии Адамович написал вместе с Даниилом Граниным «Блокадную книгу», создал потрясающий эпос о будущей мировой войне, очень многое сделал для публикации чужих мемуаров и множества опросов. Но он не принадлежит к числу людей, которых мы любим читать и перечитывать. Мы любим тех, кто даёт нам более утешительное представление о человеке.

Владимир Богомолов «В августе сорок четвёртого», 1973 год

В 1973 году самый таинственный советский писатель Владимир Богомолов заканчивает самый таинственный советский роман «В августе 1944-го». Это сложная история, и перед сложной задачей я стою. Хотя я знал Богомолова, не поверите, я с ним разговаривал один раз в гостях у критика Владимира Новикова, но я всё равно не могу сказать о нём ничего определённого и достоверного. И знаете, никто не может.

Есть распространённая версия, что настоящая фамилия Владимира Богомолова была Войтинский – да, действительно, он этого не отрицал; что на фронт он не сбегал, во время войны был в эвакуации, а позднее в психиатрической лечебнице – да, наверно, какие-то черты необычного, скажем так, поведения у Богомолова были: невероятная болезненная дотошность, придирчивость, манера дважды обводить каждое написанное от руки слово, сложная система защиты от посторонних, которой он себя окружил, невероятные вспышки бешенства, раздражения. Но всё-таки эта версия при всей своей привлекательности, – многие её высказывали, – наверно, неверна, потому что выдумать себе так дотошно и точно военную биографию, как выдумал её Богомолов, невозможно. Есть свидетельства, доказывающие, что Богомолов действительно сбежал на фронт ещё шестнадцатилетним, что он воевал, был смершевцем и всю жизнь тяготился виной за свою тогдашнюю деятельность – притом что его роман посвящён именно героизации СМЕРШа. СМЕРШ ведь занимался не только выявлением врагов народа, но и выявлением лазутчиков, шпионов, поиском вражеских передатчиков – это тоже всё было. Так что «В августе 1944-го» – роман довольно правдивый в этом отношении. По крайней мере, никто не сумел к нему подкопаться.

Примем за истину тот факт, что Богомолов действительно имел описанную им военную биографию, но не будем забывать о том, что человек это был необычайно упорный, скрытный, никогда ничего о себе не рассказывавший. И только в предсмертном своём огромном романе «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?» он позволил себе некоторую степень откровенности. Такое действительно не выдумаешь; всё, что он рассказывает о конце своей службы, о победе, о переброске на Дальний Восток, о службе в Заполярье – трагическую, мучительную историю жизни и главное – историю позднего раскаяния. Он страшно кается за всё: и за поведение с немцами, и за поведение СМЕРШа, и за собственную свою слепоту и убеждённость в 1946–1948-м. Правда, впоследствии Богомолов тоже попал под одну из советских репрессивных кампаний. Он был арестован, полгода провёл в тюрьме, на следствии умудрился доказать свою невиновность и отделался увольнением из армии. Но тем не менее этот человек, странный, скрытный, с загадочной судьбой, более всего известный к тому моменту рассказом «Иван» и его экранизацией работы Тарковского «Иваново детство», появился в русской литературе как бы ниоткуда и сразу сенсационным образом.

Самая издаваемая, самая тиражная, самая популярная книга о войне – это не «В окопах Сталинграда», и не «Жизнь и судьба», конфискованная и вернувшаяся к читателю только после перестройки, и не военные рассказы Солженицына, например, «Случай на станции Кочетовка»; самая тиражная и самая знаменитая книга о войне – это «В августе 1944-го», военный детектив. В 1973 году Богомолов закончил книгу. Естественно, он нуждался в визе, чтобы её напечатать. Цензоры в неё вцепились и навязали ему больше 130 поправок. Он отбил всё: в книге не было изменено ни одного слова. И она появилась в журнале «Новый мир» в трёх номерах, которые передавались из рук в руки, предельно затёртые, и сразу стали сенсацией.