Время и книги - [134]

Его дневники гораздо интереснее тех, о которых пойдет речь. Жид талантливее их авторов и шире образован. Для француза он довольно много путешествовал и много читал зарубежных писателей. Он любил музыку и хорошо играл на фортепьяно.

В самом первом эссе я рискнул выдвинуть мысль, что эгоизм, доведенный до высшей степени, бывает губителен для романиста, а потом другую – что автору нечего предложить читателю, кроме самого себя. На первый взгляд эти два высказывания плохо согласуются. Если писатель сверхэгоист и его интерес к другим ограничивается тем, какое влияние он на них оказывает, он никогда не узнает людей настолько, чтобы самому создавать живых существ. Если же автор способен интересоваться людьми ради них самих и чутьем понимает, что может вставить их в книгу, то ему, вероятно, посчастливится создать героев даже более живых, чем их прототипы. Прекрасный тому пример – мистер Микобер. Автор остается эгоистом, а результат достигнут.

Для писателя эгоизм неудобен, ибо суживает круг его интересов. Жюль Ренар и Поль Леото никакими искусствами не интересовались, их увлекала только литература. Леото, хоть и прожил всю жизнь в Париже, ни разу не побывал в Лувре (и если упоминает о «Лувре», то спешит заметить, что речь не о картинной галерее, а о магазине), и когда однажды он оказался в Люксембургском дворце, где выставлялись ранние импрессионисты, то увидел лишь скверную мазню. Не припомню также, чтобы Жюль Ренар в своем «Дневнике» хотя бы раз упоминал картины. У Гонкуров – и они этого никогда не скрывали – музыка ничего, кроме раздражения и отвращения, не вызывала, и слушать они могли только военный оркестр. Они, правда, любили изобразительное искусство. Андре Бильи, их замечательный биограф, пишет об их безупречном вкусе; на самом деле вкус у них был довольно своеобразный. Они ставили Перуджино выше Рафаэля, а про Микеланджело писали: «Скульптор, но не художник». Интересно, доводилось ли им видеть своды Сикстинской капеллы? В похвалу братьям следует упомянуть, что они были в восторге от Тернера и очень восхищались Констеблем. Делакруа и Энгра они называли художниками, не умеющими писать. Курбе их бесил. «Безобразное и только безобразное. Причем безобразное без всякого характера, безобразное без прекрасного». Гонкуры хвалили Теодора Руссо, зато о Мане, Моне и Дега всегда говорили с усмешкой.

Гонкуры начали вести дневник в 1851 году. Поль Леото начал свой в 1893-м; четвертый из напечатанных томов повествует о 1924 годе; Леото дожил до старости и дневник вел до самой смерти, так что издадут еще не один том. Жюль Ренар умер в 1910 году. Жид вел дневник до 1949 года. В целом их дневники описывают почти столетний период литературной жизни. Франция второй половины девятнадцатого века была богата писателями как ни одна другая страна. Гонкуры водили знакомство с Сент-Бевом, Тэном, Ренаном, Мишле, Флобером, Анатолем Франсом и Мопассаном. Они были современниками Бодлера, Верлена, Рембо и Малларме. Впечатляющий список.

2

Эдмон Гонкур родился в 1822 году, а его брат Жюль в 1830-м. Они были преданы друг другу, как мало кто из братьев. Они одинаково мыслили, имели одинаковые стремления, радости и горести. Их прадед, носивший плебейское имя Антуан Гюо, был поверенным – профессия, которая в девятнадцатом веке никакого престижа не имела. Можно только догадываться, как именно он накопил денег, чтобы приобрести в 1789 году, за три года до революции, небольшое поместье в Гонкуре и получить дворян ский патент за подписью Людовика XVI вместе с правом называться Гю о де Гонкур. Облагородившись таким образом, он изготовил себе герб. Его внук, отец Эдмона и Жюля, служил с отличием в наполеоновской армии и во время русской кампании был тяжело ранен.

Эдмон и Жюль Гонкуры своим дворянством очень гордились. Когда они получили достаточную известность, в некоем справочнике их назвали «Эдмон и Жюль Гюо, именуемые де Гонкур», то есть выходило, что «Де Гонкур» – nom de plume[108]. Гонкуры яростно протестовали и требовали опровержения в четырех ведущих газетах. В 1860 году некий Амбруаз Жакобе получил от государства право именоваться Жакобе де Гонкур, и они затеяли против него тяжбу. Судебные власти указали на тот факт, что предки Жакобе, как и предки Эдмона и Жюля, купили поместье под названием Гонкур, только в другом департаменте. Гонкурам пришлось отозвать иск.

Отец братьев умер, оставив семью в довольно стесненных обстоятельствах. Вдова и сыновья жили в Париже. Младший, Жюль, учился в школе. Ему приходилось туго с одноклассниками; по версии Эдмона – из-за ненависти черни к аристократии. Хотя какие уж Гонкуры аристократы.

В девятнадцать лет Эдмон устроился на службу в адвокатскую контору, несколько лет спустя стал чиновником в казначействе с жалованьем тысяча двести франков в год.

В 1848 году умерла мать Гонкуров. Сыновья получили наследство: четыре тысячи франков наличными и несколько ферм, приносивших некоторый доход. Эдмону было двадцать шесть, Жюлю – восемнадцать. Эдмон какое-то время проучился в художественной школе; у Жюля обнаружились способности к рисованию, и братья решили стать художниками. Запасшись необходимым снаряжением, они пешком отправились на юг Франции. Бродя с места на место, они делали эскизы, писали акварелью. Потом побывали в Алжире. Братья вели заметки, все более и более обширные, о том, что видели, и, по словам Эдмона, именно это сделало их писателями. Вернувшись в Париж, они поселились на улице Сен-Жорж. Поскольку в доме проживали в основном женщины легкого поведения, квартира была дешевая.