Время и книги - [133]

Говорят, нынче рассказы Мэнсфилд ценятся не столь высоко, как в двадцатые годы. Жаль, если ее забудут; хотя такое вряд ли случится. В конце концов, именно личность автора придает изюминку произведению, благодаря чему оно и получается либо чуточку абсурдным, как у Генри Джеймса, либо слегка вульгарным, как у Мопассана, либо кричаще-цветистым, как у Киплинга. И если автор умеет выразить себя – единственного и неповторимого, то книга его будет жить. Кэтрин Мэнсфилд это прекрасно умела.

Три дневника и их авторы

1

Три автора, о которых я хочу рассказать на следующих страницах, – это братья Гонкуры (о них я буду говорить, как об одном, раз уж они всегда сами на том настаивали), Жюль Ренар и Поль Леото. Объединяет их то, что все они вели дневники.

Словари говорят нам, что дневник – книга для записи событий и наблюдений. Хотя, подобно мемуарам, дневник может быть автобиографичен, он отличается от них и по форме, и по содержанию.

Мемуары, согласно опять же словарю, – записанные воспоминания о собственной жизни, о других людях и отношениях с ними. Это определение в точности подходит, например, к мемуарам Сен-Симона. Они носят очень личный характер, но затрагивают и дела государственные, такие, как смерть дофина, лишение герцога Менского прав на престолонаследие. Чарльз Гревиль оставил мемуары, которые стоит почитать, если вас интересует его исторический период. Он был слишком джентльмен (употребляю это слово не в нынешнем пренебрежительном смысле, а в том, в котором оно употреблялось в девятнадцатом веке), чтобы позволять себе сплетничать и злословить, и потому его мемуарам недостает пикантности.

Итак, дневник – это ежедневные записи о событиях, касающихся лично автора или событий, которым он стал свидетелем. Дневник предназначен более для записи фактов, чем размышлений и переживаний (во Франции чаще бывает наоборот). Думаю, все согласятся, что величайший из когда-либо написанных дневников – дневник Пипса. Это яркий портрет эпохи и прекрасный автопортрет. Написанный с большой непосредственностью и откровенностью, он гораздо ближе к дневникам французов, чем другие подобные труды англичан (например, Джона Ивлина).

Первые опубликованные тома «Дневника» Гонкуров произвели сенсацию. Другие писатели просто не могли не последовать примеру братьев. Я уже упоминал Жюля Ренара и Поля Леото. Вели дневник и Андре Жид, Шарль Дю Бос, вел дневник Морис Баррес. Недавно я узнал, что собираются издать записки Поля Валери в тридцати двух томах. И есть другие, о которых мне просто не довелось слышать.

Когда читаешь подобные дневники, в глаза бросается ужасный эгоизм автора. Да и все мы эгоисты. Для нас естественно любые вопросы рассматривать применительно к себе. Однако в жизни мы неизбежно сталкиваемся с эгоизмом наших собратьев, и приходится как-то справляться. Если подавлять или хотя бы скрывать собственный эгоизм – это окупается. Давным-давно князь Кропоткин написал книгу, в которой доказывал, что многие животные способны проявлять сочувствие. Думаю, иногда на это способны и люди. Когда испытываешь сочувствие, а тем более любовь, жертвовать собой ради других только приятно. Получается, что альтруизм – странный результат нашего врожденного эгоизма. Впрочем, не все столь удачно устроены. Авторы рассматриваемых дневников не таковы. Жюль Ренар как-то раз сказал жене: «Ты говоришь, что я эгоист. Не будь я эгоист, это был бы не я». Поль Леото заявлял: «Меня никто, кроме меня самого, не интересует». Так же могли бы сказать и другие, будь они достаточно откровенны. И еще он добавлял: «Когда я не думаю о себе, я вообще ни о ком не думаю».

Три литератора, о которых я собираюсь рассказать, сочиняли среди прочего и романы, и все же романистами я бы их не назвал. Скорее людьми, владеющими пером. Романист, конечно, тоже может владеть пером, но для него это не главное. Он может писать плохо, может быть не слишком образован, ему может недоставать общей культуры, однако если у него есть особый дар, он все же способен создать очень хороший роман. Романы Гонкуров – изложение тщательно собранных фактов. Романы Ренара и Леото чисто автобиографические. Сравнивая их романы с дневниками, а в случае Ренара еще и с письмами, удивляешься, сколь мало они прибегали к вымыслу.

Беллетристика Андре Жида более изящна, но она тоже в основном рассказывает о его личных переживаниях. Однажды, завтракая вместе с Роже Мартеном дю Гаром, близким другом Жида, я завел о нем разговор и, в частности, заметил, что Жид редко писал о ком-либо, кроме себя. Мартен дю Гар кивнул и сказал, что как-то даже упрекнул его за это, а Жид ответил, что начал новый роман и очень старается не показать в нем себя. Назывался роман «Фальшивомонетчики». Дописав его, Жид пригласил Мартена дю Гара, чтобы прочесть ему вслух. Слушая роман, гость буквально трясся от смеха. Несколько раздраженный, Жид поинтересовался, в чем дело. «Ты же хотел, чтобы тебя в романе не было. А сам еще ни в одной книге так явно себя не проявлял».

Это верно. «Фальшивомонетчики» – роман не очень сильный, но интереснее многих хороших, потому что Андре Жид, человек умный и образованный, вывел в нем весьма привлекательный портрет самого себя.