Время героев - [91]

— Слышал о нём, как и каждый в этих горах.

— К сожалению, мои рекомендации от турецких друзей относились к нему, и я вынужден терпеть его покровительство. Это не лев, не медведь и даже не тигр. Он волк, который будет резать, даже насытившись. Ему стало известно, что вы в плену, что вы — друг известного генерала. Ма-да-то-ва, так, кажется, произносится это имя.

Новицкий переменил позу, и цепь снова звякнула.

— Друг — сказано чересчур сильно. Сослуживец, знакомец — никак не больше.

— Для этого дикаря сила связи не имеет значения. Он в кровной вражде с вашим Мадатовым и думает, что, убив вас, нанесёт своему врагу рану.

— Он ошибается, — возразил Новицкий с наружным спокойствием.

— Он уверен. Может быть, я смогу передать записку вашим... нет, не читателям. Непосредственному начальнику. Генерал-плижер, Алексей Вельяминов.

— Во-первых, он не мой начальник. Во-вторых, не думаю, чтобы он был слишком озабочен моей судьбой. Вы же знаете — о людях наших занятий помнят, пока мы работаем. И тут же забывают, как только...

— Как только перестаём писать, — подхватил Кемпбелл. — Но попробуйте начертать ещё хотя бы несколько строчек. Клянусь честью, я доставлю ваше послание адресату. У меня есть надёжные связи.

Он настаивал, протягивал Сергею карандаш и крохотную тетрадку ин-октаво, похожую на его собственную. Новицкий поразмыслил и решил уступить. В быстро наползающей из-за двери темноте он набросал десяток фраз, не особенно заботясь о красоте почерка или слога. Прежде всего, он хотел быть правильно понятым. Закончив, вернул тетрадку и карандаш.

— Вы разрешите? — осведомился Ричард, уже, впрочем, переворачивая листочки.

Новицкий только пожал плечами. В такой ситуации наивно было настаивать на сохранении тайны переписки, тем более что она уже не могла оставаться личной. Он же и писал для того, чтобы его прочитали.

Кемпбелл читал вслух французские фразы, проверяя, правильно ли понял накорябанное на плохой бумаге тупым карандашом в неверном свете рукой, отвыкшей уже писать.

— Выкуп считаю невозможным. Чем более будете предлагать, тем более будут требовать. Не хочу показаться вам малодушным, но при здоровье совершенно расстроенном, уже ни к чему более не пригоден. Незачем тратить деньги, лучше накажите обманщиков.

Прямо называть Брянского по имени Сергей не решился. Прямых доказательств у него не было, да и не хотел он посвящать англичанина в сложные отношения внутри самого русского стана.

— А знаете, — тихо и убеждённо сказал Кемпбелл, убирая тетрадку в карман. — Вы — герой. Что-то гомеровское проступает за этими словами и даже в ваших чертах. Я не ожидал встретить подобные примеры здесь, на Кавказе.

— Прометей был прикован в этих горах, — заметил Новицкий.

— Ах, да, разумеется, — спохватился Кемпбелл. — Ну, тогда многое проясняется. Может быть, и я смогу пропитаться этим же воздухом. Прощайте.

Он протянул Новицкому руку. Сергей принял ладонь шотландца и вдруг ощутил в своей что-то твёрдое, острое, холодящее кожу. Он ловко поднял предплечье, и предмет скользнул дальше, в рукав бешмета.

— Это всё, что я смогу для вас сделать. И — самое малое из того, что мне бы хотелось, — тихо сказал Кемпбелл.

Он уже повернул к двери, когда Новицкого вдруг осенила странная мысль.

— Вы знаете Атарщикова, Ричард?

— Нет, никогда не встречался. Хотя кое-что слышал.

— Да нет же, вы виделись. В первую нашу встречу, в кунацкой.

— О! — радостно закричал Кемпбелл. — Тот великан! Какая фигура! Какая колоритная внешность! Как жаль, что я никогда не был особенно дружен с красками!.. Но более я никогда его не встречал. Однако... однако мы можем найти некоторых общих знакомых.

— Пусть они передадут ему от меня здравствуй. И — скажут, где меня держат.

— Я передам через него ваше послание, — обещал твёрдо Кемпбелл; и, уже собираясь шагнуть через порог, обернулся и жёстко напомнил: — Помните Абдул-бека...

III

После посещения англичанина Новицкий дня три пролежал, отвернувшись к стене. Он в самом деле чувствовал, что серьёзно болен: его лихорадило, голова горела, а ноги, напротив, мёрзли, словно он держал их в проточной воде. Он отказывался даже от той скудной пищи, что приносила мать Шавката. К весне запасы зерна в ауле сократились до величины почти что ничтожной. И только раза два в сутки, в несколько приёмов вставал на ноги, чтобы прошлёпать в угол жилища, к отвратительно пахнущей яме. Она имела выход за пределы лачуги, так что не переполнялась, но зловоние было неистребимо. Впрочем, как-то он и его уже перестал замечать.

Большую часть этого времени он пребывал в забытьи, а когда всё-таки открывал глаза, первым делом проверял — не исчез ли ножик, что передал ему Ричард Кемпбелл. Он долго не мог решить, куда же спрятать подарок: так, чтобы был всегда под рукой, и так, чтобы до него не мог дотянуться даже и Зелимхан, который своим единственным глазом замечал, кажется, всё.

Наконец, он решил поместить бесценный предмет в узкую щель под нижней обвязкой, там, где грубо отёсанное бревно легло на сучок и неплотно прижалось к камням фундамента. До этого места он легко мог дотянуться даже из положения лежа, а также рядом вмуровано было кольцо, к которому крепилась державшая Новицкого цепь. Короткое широкое лезвие не подходило на роль оружия, но вполне могло служить инструментом. Сергей рассчитывал расковырять камень рядом с кольцом, ослабить его крепление, а потом, в удачное время, выдернуть цепь целиком и, может быть, опять попробовать счастья, поискать воли.