Время героев - [43]

Командующий показал невидимому отсюда Санкт-Петербургу дерзкий простонародный жест, но никто из собеседников даже не улыбнулся. Кто знал майора, теперь уже бывшего, кто о нём только слышал, но все были расстроены таким поворотом судьбы храброго и умного человека.

— Боевого офицера! Под охраной! Словно уголовного преступника! Не дождётесь!

В гневе Ермолов занёс кулак над столом, но в последнюю секунду удержался и только пристукнул столешницу. Письменные приборы подскочили от неожиданности и снова замерли в положении «смирно».

— Поедет сам, на почтовых[44] Андрей Иванович ему подорожную выпишет, а ты, гусар, передашь. Да и посидите с ним в духане или трактире. Сними у человека камень с души. Да и нашей совести полегчает...

Ван-Галена Новицкий отыскал в номере трактира, который содержал Яков, большой, толстый еврей, выкатывавший навстречу собеседнику красивые глаза угольно-чёрного цвета. Трактир знаменит был во всём Тифлисе, так что хозяина его завсегдатаи называли по первому имени. Жить «у Якова», встречаться «у Якова» считалось хорошим тоном среди русской колонии грузинской столицы и той части местного дворянства, что старательно подражала приезжим.

Испанец был рад визиту знакомого, но спускаться вниз отказался. Объяснил, что третьего дня давал прощальный обед офицерам полка и с тех пор способен пить одну чуть подслащённую воду. Сергей не видел нужды настаивать и объявил, что сам пьёт вино лишь в случае исключительной надобности. Приятели заказали в номер фруктов, кофе, кальяны. Мигом примчавшийся служитель поставил на стол поднос, разместил на полу стеклянные сосуды для курения через воду и удалился, хлопая на сквозняке широченными шароварами.

Новицкий сразу приступил к делу. Он передал сожаления командующего, но дон Хуан коротким взмахом оборвал его тщательно продуманную тираду.

— Никаких извинений, дон Серхио! Ни вы, ни генерал Ермолов, ни даже ваш император в этой истории вовсе не главные. Длинная рука инквизиции дотянулась через всю Европу и до России. Как я понял, испанский посланник сделал российскому двору представление, которое ваше правительство не могло оставить без естественного ответа.

Новицкий смотрел на ладного майора, затянутого ещё в драгунский мундир, и складывал в уме все известные ему ругательства, проклиная мягкотелых и твердоголовых столичных чиновников.

— Вам не опасно возвращаться в Испанию?

Ван-Гален потянул дым из чубука, взбурлив воду в сосуде.

— Перееду Кавказ, доберусь до вашей столицы, — ответил он, выпустив на воздух несколько аккуратных колечек. — Это будет самая тяжёлая часть моего путешествия. Встречусь с нашим посланником. Если мне не понравится его тон, затеряюсь в Европе. Я бы остался здесь, но в вашей стране жизнь частного лица, увы, почти невозможна.

Сергей склонил голову, безмолвно соглашаясь с услышанным.

— Извините за нескромный вопрос, дон Хуан, но — остались ли у вас сбережения? Жизнь частного лица обходится нам недёшево.

Ван-Гален весело рассмеялся.

— Какие сбережения, милый мой друг?! Я приехал сюда с десятком эскудо, я уезжаю с этими же монетами. Всё, что мне заплатили в полку, я прокутил с друзьями и сослуживцами. Грешно уезжать, оставляя по себе неприятную память заезжего скупердяя.

— Но как вы доберётесь до Санкт-Петербурга? И дальше — в крайнем случае Вены? Я не говорю уже о Мадриде.

Испанец вдруг сделался совершенно серьёзным, ловко вскочил со стула и энергичными шагами пересёк комнату.

— Только между нами, дон Серхио, — предостерёг он и, наклонившись, достал из дорожной сумки небольшой, но очевидно тяжёлый мешочек и довольно пухлый пук ассигнаций.

— Генерал Ермолов задал мне тот же вопрос, что и вы. Получив тот же самый ответ, взял из ящика стола эти деньги. Возможно, все свои сбережения.

— Командующий — человек небогатый, — подтвердил негромко Новицкий.

— Дьявол! Я пытался отказываться, но на мне ещё был мундир. Генерал объявил, что это приказ. Приказ! Взять в долг у своего генерала! Я солдат и потому подчинился, но обещал выслать деньги, как только доберусь до Испании... Три тысячи чертей! Я не могу этого так оставить — мы должны выпить за нашего генерала! За Алексея Петровича!

Последние слова он выкрикнул по-русски уже почти без акцента. Сделал было шаг к двери, но Сергей решительно преградил путь испанцу.

— Теперь моя очередь, дон Хуан. Не беспокойтесь — у меня открытый счёт здесь, у Якова. Лишние две бутылки не слишком его увеличат.

— Но ведь когда-то придётся платить, — разумно заметил Ван-Гален.

— Да, разумеется. — Новицкий улыбнулся и подмигнул дону Хуану. — Но — возможно, его раньше закроют за меня либо лезгинская пуля, либо чеченская шашка.

И приятели, нижегородский драгун и александрийский гусар, весело расхохотались, запрокидывая головы и хлопая друг друга по плечам.

Первый стакан они выпили за генерала Ермолова. Второй — не чокаясь — за всех, кто навсегда остался в снеговых Кавказских горах и пыльных, неудобных предгорьях. Покурили, протягивая пахучий дым из медных мундштуков кальяна, и Сергей снова наполнил стаканы. Ван-Гален поднялся. Выпрямляясь, он пошатнулся, сказалось недавнее буйное пиршество, но тут же выправился и поднёс к подбородку, словно по команде «подвысь», стакан с рубиновой жидкостью.