Время героев. Ч. 3 - [80]

Но в прохладной темени бывшего пожарного депо царила тишина. Ни шагов, ни музыки, ни запаха марихуаны — просто дерьмо на бетонном полу да воркуют, переговариваясь между собой наглые серые городские голуби.

Держа пистолет наготове, человек начал подниматься наверх по старой, глухо гудящей под ногами лестнице…

Наверху дул ветер, все ступени были изгажены голубиным пометом, стайка сизарей сорвалась с колокольни — и если бы это была зона настоящих боевых действий, ему бы пришлось сматываться, потому что он был бы раскрыт. Но здесь была не война — здесь ошалевшие от крови и безнаказанности придурки «делали этот город», они озверели от текилы, марихуаны, злобы, пролитой ими крови, вида полицейских и военных, перекрывших дороги и терпеливо выжидающих — но они не были профессионалами, даже такими, как их сородичи в Мексике. Нужно иметь глаза на затылке, нужно соображать быстрее, чем враг, нужно все замечать — и сорвавшуюся со своего места стаю голубей, и след на пересохшей земле, и чуть просевший, бугристый грунт на обочине, и тонкую леску поперек тропы — замечать, и понимать, что это значит. Те же молодые бандиты внизу на двух машинах — они пропустили его рядом с собой — и вернулись к своей глупой болтовне, «пыжанию», заправке кокаином, торопливому сексу под подначивание приятелей — если есть с кем. И никто из них даже не подозревал — что смерть сейчас смотрела на них с расстояния в сто пятьдесят ярдов.

Человек на наблюдательном пункте посмотрел на свои руки — они были в перчатках, замазанных птичьим пометом. Нахмурился — как-то раз ему пришлось провести пять суток в подвале заброшенной иглесии[63], ходя и по большой нужде и по малой там же, и это в сорокаградусную жару — но он не хотел повторения подобного. Из сумки он достал несколько листов офисной бумаги и разложил их, чтобы не сидеть прямо на скопившемся тут птичьем дерьме. Крайний лист скомкал и вытер им руки…

Крайний… Не последний — эти люди говорили именно «крайний».

Не снимая с рук резиновых хирургических перчаток, он стал доставать из сумки и соединять одну с другой части винтовки. Это была McMillan-89 Take-down rifle, винтовка, разделяющаяся на несколько частей, самая длинная из которых не превышала по длине полутора футов. Винтовка для СРС, некоторых отделов ФБР, спецподразделений армии, других структур, которым важна скрытность действий. Конечно, по точности на дальних дистанциях она не могла сравниться с легендарным Ремингтоном-40, но этого от нее и не требовалось.

Соединив ствольную коробку с ложем, вставив в крепления ствол, человек поставил на быстросъемное крепление оптический прицел — специальный, для правоохранительных органов, с антибликовым покрытием линзы. Затем — достал из сумки толстую серую сосиску титанового глушителя и закрепил ее на стволе. Магазин у этой винтовки был отъемным, на четыре патрона — он осмотрел его и поставил на место, передернул затвор, досылая первый патрон в ствол. Потом он достал из сумки небольшую рацию с наушниками, настроил ее на полицейскую волну и положил рядом с собой. Наушники он надел на голову, перед этим сняв очки.

Полицейская волна шелестела многоголосьем переговоров, проскакивали начинающиеся с десятки коды, кто-то запрашивал поддержку — в общем, все как всегда. Стандартный радиообмен.

Приняв максимально удобную в его положении позу, человек опер винтовку на удачно подвернувшуюся поперечину и посмотрел через прицел вниз. Сначала на машины, мимо которых он прошел — там произошло кое-что. У одной из машин стояла девица, из местных, в шортиках и тишотке и договаривалась о чем-то с водителем.

Не составляло труда догадаться — о чем.

Человек, который сидел сейчас со снайперской винтовкой на наблюдательной башне заброшенного пожарного депо в районе Лейквуд был белым, его родители происходили не из Европы — а с юга Африки, перебрались в САСШ, когда британцы устроили резню в 1900 году, уехали, спасаясь от смерти, потому что прадеда снайпера, тоже кстати снайпера — британцы искали, чтобы повесить. По легенде — именно он пристрелил генерала Пэнна-Саймонса в деле у Данди. Хотя тогда стреляли из обычных пехотных Маузеров и сложно было сказать, чья именно пуля поразила британского генерала. Это была семья голландских реформистов, фермеров и стрелков, земных и суровых, именно такими были все мужчины этого рода — и таким же был человек, который сейчас рассматривал в оптический прицел винтовки договаривающуюся с парнями мексиканскую шлюшку. Он не одобрял то, что видел, он не ненавидел мексиканцев, он просто не одобрял их, считал не высшей расой, а низшей, которую можно отстреливать как зверье в буше. Несерьезные люди! Когда он пять дней сидел в подвале иглесии, умирая от жары, от обезвоживания и вдыхая миазмы собственного дерьма — он на многое насмотрелся. Они выплескивали помои в какие-то канавы вместо того, чтобы сделать нормальные отхожие места и канализацию. Они дрыхли днем — хотя его отец и его дед работали несмотря ни на какую жару. Они жили в грязных, общарпанных домах — и не делали даже попытки построить что-то лучше. Работали они с ленцой, постоянно отходили то попить воды, то покурить. Они даже воевать как следует не умели, вся их война ограничивалась парой дней, а еще лучше — парой минут. Вот почему — они заслужили все то, что с ними происходило и происходит.