Время героев. Ч. 3 - [77]

Конечно, там была коробка-автомат, как иначе. Буксировать машины с такими коробками нельзя — но мне это до дверцы, мне лишь бы еще метров десять протолкать. Вслушиваясь в стрельбу — карабин заглох, бухали теперь пара ружей двенадцатого калибра и пистолет — и, стараясь не светиться в остеклении кабины, я переключил коробку на нейтраль, повернул руль так, что по моим подсчетам как минимум метров пять еще протолкаю. Потом — ничего не поделаешь, если дальше не пройдет, придется еще раз повторять эту эскападу, и возможно уже под огнем.

Впервые я пожалел, и сильно — что выехал в город.

Я так и не понял, откуда тогда он взялся. Просто, поставил машину как нужно, захлопнул дверь, побежал обратно — и столкнулся с ним. Человек бежал быстро, очень быстро, он сматывался — и мне тоже совершенно не улыбалось провести даже лишнюю секунду вне бронированного чрева Форда. Поэтому — столкнулись мы знатно, как игроки в футболе[59], с искрами из глаз и оба упали. Я только потом узнал, что у него повреждена рука — пока что мне каким-то чудом удалось схватиться за карабин. Прежде чем противник сориентировался — я рванул карабин на себя, выводя заодно и его из равновесия. В такой ситуации обычно человек хватает свое оружие и не отдает — он же поступил правильно, выпустил оружие. Его рука, почему то левая — левша, видимо — нырнула за пояс — и в следующую секунду неизвестный уже целился в меня из пистолета. Но и я — успел перехватить карабин и вскинуть его к плечу, стоя на коленях. Так что когда неизвестный направил на меня пистолет — я прицелился в него из карабина буквально в упор, с метра или даже меньше. Как в кино, снимаемом в Гонконге, вот только когда в тебя целятся из пистолета с пары метров — сам ты это как кино не воспринимаешь.

— Not loaded — выдохнул мой противник, целясь в меня.

— Let's try it… — ответил я.[60]

Долго целиться друг в друга нам не дали — слева забухало ружье, картечь хлестнула по борту машины, с хрустом осыпались стекла в Бовилле — и я, выругавшись на великом и могучем, ушел с линии огня, прикрылся высоким бортом вэна. Мой противник среагировал моментально, едва ли не быстрее меня — он укрылся за высоким бронированным капотом Форда. И тоже выругался. Ублюдки стреляли, в любой момент они могли нас обойти — и надо было что-то делать.

В отличие от АК — в карабинах Кольта невозможно отодвинуть затвор назад и посмотреть, есть ли патрон в патроннике. Но зато здесь был пластиковый магазин от Magpul, в котором есть прозрачное окно для определения количества патронов в магазине. В темноте я разглядел, что патронов восемь-десять есть, карабин стоял на одиночном огне — то, что нужно.

Если ты участвуешь в перестрелке, прячась за машиной, и твой противник тоже прячется за машинами — всегда смотри, прикрыты ли твои ноги и воспользуйся промашкой противника в этом вопросе. Человек подсознательно воспринимает баррикаду в виде машины как стену — но это не так, между днищем машины и дорогой всегда есть какое-то расстояние, и если ноги противника видны, то… Я моментально наклонился вниз, увидел в темноте движение, растянулся на асфальте и сделал один выстрел. Большего не потребовалось — противник с диким воем растянулся на асфальте, добивать я его не стал. С той стороны открыли огонь, уже беспорядочный, я перекатился по асфальту, чтобы не подниматься и не становиться мишенью — и оказался напротив открытой дверцы Форда как раз в тот момент, когда пацан разобрался с ситуацией и собрался сваливать. Правильно, двигатель то работает, что бы и не свалить. Сотню метров проедешь, потом машина остановится, потому что у меня в кармане карточка противоугонной системы…

— Не возражаешь? — сказал я по-русски, прицелившись в неизвестного из карабина — лезь на соседнее и не дури.

Русский язык сыграл просто волшебную роль. Почему русский? Да потому, что в стесненных жизненных обстоятельствах, таких как сейчас, русский человек начинает ругаться на великом и могучем, потому что никакой другой язык не передаст всю полноту его ощущений. Английские четырехбуквенные слова[61] — с русским матом и рядом не стояли. Когда по нам открыли огонь из ружья — я выругался, и точно на таком же языке выругался неизвестный. Значит — свой. В Тегеране так по связи опознавались — ни один перс, араб или афганец не мог так выражаться, мат в эфире стоял сплошной, уши вяли.

Толкнувшись от асфальта, я поднялся — и как бегун с низкого старта вломился на водительское сидение Форда…

Крупная картечь хлестнула по лобовому стеклу как раз в том месте, где сидел я, оставив созвездие белых разводов и лишив меня нормальной видимости. Тот, кто сидел рядом со мной — опять выругался по-русски, ныряя вниз.

— Машина бронированная, сиди! — крикнул я по-русски.

Да что же делать то…

По нам выстрелили из дробовика дважды, дробь хлестнула по капоту, ударила по стеклу — без толку. Немцы знали, что такое бронирование, даже если прострелят шины — все равно уедем, там специальные вставки.

— Да твою мать! — выругался я, нажимая на газ.

Трехсотсильный восьмицилиндровый дизель потащил машину вперед вместе с Бовиллем на переднем бампере, в этот момент мой попутчик открыл дверь со своей стороны. В него выстрелили, кажется, уже из автомата — но бронестекло остановило и автоматные пули — а он выстрелил раз пять или шесть и захлопнул дверь.