— Готовность к прорыву — отрезал он, как только полицейские начали высаживаться из пикапа. Между ног у него стоял пятизарядный Моссберг с прикладом как у штурмовой винтовки, он начал медленно подтягивать его к рукам так, чтобы не было видно полицейским.
Бдительность принесла свои плоды — он увидел, как за Фордом из переулка появился человек, в такой же полицейской форме — но в руках у него было что-то, наподобие гранатомета…
— Контакт справа!
Толкнув коленом бронированную дверь — он специально отпер ее — старший группы с двух метров шарахнул в «полицейского» запрещенной к гражданскому применению пулей двенадцатого калибра с вольфрамовым сердечником. Такие пули продают только правоохранительным органам, их применяет и Морская пехота — а он сам четыре года стоял на часах у посольства САСШ в Сальвадоре и связи в Корпусе сохранил.
— Прорыв!
Взревев мотором, Субурбан тяжело ударил Форд, водитель был опытным и бил так, чтобы сдвинуть машину противника в сторону, прилагая для этого как можно меньше усилий. Пули били по кузову внедорожника подобно граду, все стекла моментально покрылись белыми разводами трещин, но пока еще держались. С треском, с грохотом, с искрами — но Субурбану удалось проломиться на свободу и проложить путь остальным. Сдвинувшийся в сторону Форд сбил с ног и придавил неосторожно занявшего позицию за ним гранатометчика, он не был убит — но из строя вышел. Сопротивление внезапно ослабло — и Субурбан рывком прыгнул вперед, к свободе…
Впереди — с криками разбегались немногочисленные люди, которым не повезло оказаться на улице в то время, пока на улице шло побоище…
И тут — открылась дверь стоящего дальше по дороге вэна, из кузова выскочил человек, держа на плече большую, толстую трубу. Через избитые пулями окна ничего видно не было, стрелок встал на колено, труба окуталась пламенем, выбросив термобарический снаряд, которому и лететь то было — не больше тридцати метров. Пущенный точной рукой, огненный комок в секунду преодолел расстояние от стрелка до едущего по дороге Субурбана — и со вспышкой провалился в салон. Пламя хлынуло изо всех окон машины одновременно, две двери, которые были приоткрыты — были просто вырваны, и пламя плеснуло и через них. И авангард конвоя, который еще мог сыграть свою роль в бою — сгорел буквально в пару секунд, от них остался только пепел в салоне съехавшего на обочину горящего бронированного внедорожника…
Открыв дверь Линкольна, граф Ежи вывалился из салона, поставив между собой и остающимися на ногах стрелками препятствие из бронированной двери, так, как это делают полицейские на своих патрульных машинах. Левой рукой выхватил пистолет, распластался на асфальте и открыл огонь. В поле его зрения были ноги одного из стрелков, он поймал их в прицел, дважды выстрелил, третью пулю послал в голову упавшему как подрубленное дерево на асфальт стрелку. Перекатом ушел от ответного огня, выстрелил еще дважды — и снова попал…
Во втором Линкольне — открылся люк, поднявшийся из люка Анджей, открыл огонь из пистолета и автомата одновременно, заставляя противника укрыться, и не давая ему свободно маневрировать. От открытых дверей обоих Линкольнов и от разводного фургончика — все, кто еще оставался жив, вели огонь из автоматов и ружей…
Еще один вэн, вынырнул сзади из какого-то переулка. Остановился, перекрывая дорогу. Из него — один за другим начали выскакивать люди в черной, штурмовой униформе, вооруженные автоматическими винтовками и легкими пулеметами…
Графу все же удалось перезарядить пистолет, с рукой было совсем хреново. Стреляя, он бросился обратно в Линкольн…
— Целы?!
На заднем сидении — почти ничего не видно, затемненные до черноты стекла. Грохот со всех сторон, граф Ежи уже понял, что их обложили со всех сторон и уйти — вряд ли получится. Но он и не думал сдаваться — гонор поляка и честь русского офицера просто не оставляли ему такого выбора…
Пся крев, где полиция?! Где армия?! Где все?! Это же — Варшава восемьдесят первого года!!!
Мелькнуло — режущая до белого в глазах боль и визг матери, внезапно оборвавшийся, когда пуля попала ей в голову. Он был тогда совсем малый, ничего не помнил кроме боли — но и это, приходившее к нему в дурные ночи, заставляло просыпаться с криком…
— Целы?! — заорал он
— Кажется…
— Как скажу — бегите! Бегите!
Пуля попала ему в ногу, в глазах потемнело от боли — но адреналин не дал ему выключиться. Держась за крышу Линкольна, он переместился назад, к багажнику. Дернул ручку двери машины, открыл огонь из пистолета прикрывая Государыню и Наследника своим телом.
— Бегите! Бегите, сказал! Бегите!
Засевший на одной из крыш снайпер выстрелил, и выстрелил точно, граф закашлялся кровью — но продолжал стрелять. Пистолет щелкнул, вставая на затворную задержку, он повернулся — и увидел промельк белого — такого цвета был костюм для верховой езды Императрицы. И тут снайпер выстрелил еще раз — и польский патриот и русский офицер, граф Ежи Комаровский распластался на асфальте главной улицы маленького североамериканского городка, до конца выполнив свой долг…
Стреляли со всех сторон…
Почему женщины априори худшие водители, чем мужчины? По одной простой причине — у женщин есть скверная привычка в критической ситуации бросить руль и закрыть лицо руками. И будь — что будет.
