Время гарпий - [28]

— Я в этих экстремистских разговорах участвовать не желаю, — опасливо заметила Эрато.

— Брось, какой нынче «экстремизм»? Обычные провокации и гнусное предательство. Люди забыли, что, предавая других, они всего лишь предают себя. Думала, Холодец смог хотя бы тебе это сегодня доказать. Да, ты не решилась бы изменить «ход истории», оговоренный тихонько людьми, и не собиравшимися читать книги, но желавшими «распилить» премиальный фонд вашего конкурса. Но на самом деле, не «ход истории», ты всего лишь доказала, что никогда не станешь Каллиопой. Конечно, лаврового венка, как бы мне хотелось, Каллиопе не досталось, вместо этого ей вообще объявлена война, а гарпии будут кружить над ней, выхватывая у нее из рук пищу. И можно было бы поставить на этом точку, но часы тебе скажут, что время неумолимо. Уже завтра господин из телевизора услышит, что никто не желает иметь с ним никаких «духовных скреп», причем, первыми начнут кричать именно те, кто многим ему обязан.

— Но не я! — жестко отвила Эрато.

— Наверно, это слишком долго объяснять, да и наше время, как я чувствую, уже на исходе. Слышишь, часы начали тикать громче? — озабоченно заметила Сфейно. — Разве ты сама не понимаешь, что по твоему следу шли гарпии? У них, как и у тебя, сильно развито чувство реального. Сами они сюда не пойдут, понимая, что своим вторжением сразу же уничтожат зыбкую реальность, которая сейчас нас окружает… Думаю, они пошлют сюда наряд полиции… Хотя странно, соседи давно выехали, жаловаться некому. Ладно, переживем!

— Боже мой, — тут же начала терять самообладание Эрато. — Я всего лишь хотела… уйти от всего этого кошмара! А полиция… это еще зачем?

— Успокойся, часы предупредят! — остановила Сфейно Эрато, начавшую метаться по квартире. — Чего ты так перепугалась полиции, если этот гражданин из телевизора говорил правду? Неужели его обвинения относятся и к тебе? Ты же такая разумная! Сядь! Я хочу тебе сказать, что весь мир вокруг — это не твой мир, не мир Холодца или гарпий, это даже не мир человека, решившего повязать всех «духовными скрепами». Их мир — в седьмом круге, описанном в «Божественной комедии» Данте Алигьери. Там содержатся «насильники над собой», те, кто решил прожить чужую жизнь, прожить за других, не принимая и не довольствуясь собственной долей, но пытаясь отнять эту возможность и у других. А это… равносильно самоубийству. Поэтому они все среди самоубийц, живут растительным существованием, а гарпии будут вечно их терзать. Седьмой круг — для тех, кто не верил собственной душе, кто «сам себя казнил в своём жилище».

Там гнёзда гарпий, их поганый след,

Тех, что троян, закинутых кочевьем,

Прогнали со Строфад предвестьем бед.

С широкими крылами, с ликом девьим,

Когтистые, с пернатым животом,

Они тоскливо кличут по деревьям.

— Опять мифология! — с ненавистью пробурчала себе под нос уже полностью собравшаяся Эрато, присевшая на краешек венского стула.

— Да, конечно, это тоже — «мифология»! — зло передразнила ее Сфейно. — Но надо хотя бы отдавать себе отчет, кто творит миф, и какова твоя роль в этом мифе. И хотелось бы, чтобы ты не просто знала о существовании этой эпической поэмы, но и поняла, что все современники Данте, имя которого можно проявить на флаконе Каллиопы, если подышать огнем, — были, всего лишь, персонажами его мифа. Вон в том углу стоят часы его времени, они многое могут рассказать, какие морали читались Данте теми, кого он поместил на круги и пояса Ада. И время для них остановилось, как они и хотели! Целую вечность им сейчас придется желать, чтобы время повернулось назад, чтобы о них были написаны совсем другие строки.

И мне сказал мой мудрый проводник:

«Тебе любую ветвь сломать довольно,

Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг».

Тогда я руку протянул невольно

К терновнику и отломил сучок;

И ствол воскликнул: «Не ломай, мне больно!»

В надломе кровью потемнел росток

И снова крикнул: «Прекрати мученья!

Ужели дух твой до того жесток?

Мы были люди, а теперь растенья.

И к душам гадов было бы грешно

Выказывать так мало сожаленья».

И как с конца палимое бревно

От тока ветра и его накала

В другом конце трещит и слёз полно,

Так раненое древо источало

Слова и кровь; я в ужасе затих,

И наземь ветвь из рук моих упала.

— Эрато, чтобы ты не сделала, какие бы хитроумные планы не плела, пытаясь перещеголять Холодца, ты всего лишь колесико в часах, которые возникнут из иллюзии, когда никого из вас уже не будет. Кони Подарги унесут многих, в том числе и тех, кто будет вихрем врываться в чужую жизнь с лживыми песнями о «духовных скрепах». И я в этом времени… всего лишь персонаж ее эпоса! И, когда за каждым из вас закроются врата с надписью «Оставь надежду всяк сюда входящий»… каждый пожалеет лишь о том, что от него не осталось ни строчки у Каллиопы, которая могла осветить его путь в вечной тьме.

Когда душа, ожесточась, порвёт

Самоуправно оболочку тела,

Минос её в седьмую бездну шлёт.

Ей не даётся точного предела;

Упав в лесу, как малое зерно,

Она растёт, где ей судьба велела.

Зерно в побег и в ствол превращено;

И гарпии, кормясь его листами,

Боль создают и боли той окно.

[Данте, «Божественная комедия», Ад, песнь 13]