Время другое - [21]

А я жил дальше… Поступил на теологический факультет… Хотел найти ответы на вечные вопросы. Хотел утешения. Моя мама перед смертью призналась, что чувствует холод и то, как греховность пожирает клетка за клеткой её плоть и душу. Я был напуган. Конечно, можно объяснить, что всё это просто физиологические процессы, что страх перед смертью и предрассудки религии способствовали такому толкованию ощущений, но мама сказала так, как сказала!..

Я наглотался наук, теорий, истин, но утешения не постиг. Сомнения и волнения всегда были со мной… Я лгал, пил и ел не в меру, но молился и учил Заветы… А потом…

Пётр потянулся к стакану воды, который до этого никто не замечал, и, сделав два больших глотка, всё так же, не открывая глаз, продолжил:

– Однажды на Пасху, после исповеди, я вышел во двор храма, где служил батюшкой, подышать свежим воздухом и услышал, что меня кто-то окликнул. Я обернулся, но не сразу заметил того, кто говорит: на инвалидной коляске сидела молодая женщина и, искренне улыбаясь, обратилась ко мне:

– Благодарю Вас за добрые слова и прекрасную службу… Сегодня такой день!.. Спасибо Вам за то большое дело, которое Вы вершите с Божьей помощью!

И уехала… покатилась по тротуару в сторону сквера. А я остался на месте, глотая горечь какого-то внезапного стыда и страха.

– Прекрасный человек! – раздался рядом со мной голос брата Михаила, – Она пожертвовала на строительство этого храма все свои накопления, когда ей отказали в операции… Чтобы рядом с её домом был настоящий храм…

– А сколько пожертвовал ты, Михаил? – выплеснул горечь я, зная ответ.

– …!

Конечно, ни я, ни брат Михаил ни копейки не пожертвовали на сие строительство, но нас благодарит эта бедная женщина «за то большое дело, которое мы вершим… с Божьей помощью»…

Какое большое дело?.. Наверное, эта история не так впечатлила бы меня, будь женщина на ногах… Прошлое дало о себе знать.

Я ушел со службы, полагая, что так будет честно. Стал работать младшим медбратом в реабилитационном центре. Охотно выполнял любую работу… особенно грязную: мне нужно было наказать себя, усмирить. И первое время это помогало: чем больше уставал, тем больше я чувствовал лёгкость в груди…

Женился… – Пётр опустил голову, стыдливо разрумянился, но не заставил собравшихся долго ждать продолжения: – У моей супруги не было ног… Мы познакомились в реабилитационном центре: я ухаживал за ней во всех смыслах: помимо цветов, конфет и комплиментов, я дарил ей чистую палату, капельницы и уколы… Любовь?.. Конечно… но не совсем истинная. Моя любовь – это сострадание, опека, жертвенность, корысть.

Корысть… ибо я думал о себе, по-прежнему нуждаясь в утешении. Всё, что я делал, всё, о чём думал – было напоказ… Всё излучало: смотри, Всемилостивый, я не так уж плох! Но в это не верил я, а значит, никто не верил.

Супруга была счастлива со мной… Вот уж, что я знаю наверняка. Нет, я не был честным мужем до конца: измены и похоть не обошли стороной моей истории. И, конечно, я понимал, что с каждым днём мне всё противнее видеть своё отражение, слышать собственную ложь… Я, наконец, довёл себя до состояния, когда точно почувствовал, что на коленях перед жизнью…

А когда я оказался здесь… понял, что не могу открыть глаза, потому что боюсь. Меня, как и каждого из вас, сопроводили сюда со словами: «каждому по вере его»… А я не знаю, во что верил… верю… и страшно узнать правду…

– Это Ваше право, Пётр… – еле слышно отозвалась Анна, – но… могу лишь обещать, что это было бы лучше для Вас – решиться. Решите, во что хотите верить и тогда не страшно будет открыть глаза…

Пётр улыбнулся, и благодарно пообещал:

– Я постараюсь понять, во что хочу веровать…

Анна огляделась: слово за ней.

– Прежде, чем начать свой рассказ, я хочу, чтобы вы знали, что жизнь моя была порочной не в меньшей степени, нежели у любого из вас. Вообразите себе все самые страшные и подлые деяния – и это будет на моей вине.

– И Вы не расскажете? – удивился Рауф. – Мы все рассказали!

– Да! Но зачем? Разве нам дано было право слова для того, чтобы вспоминать эту грязь? Это самое важное, что было в жизни? Это наша тяжесть, вина… Оправдывать себя, точно так же, как и винить – нужно ли теперь? Лина… Вы оправдывали себя всю жизнь, закрывая глаза на суть пороков, но внимательно отыскивая несуществующую причину. Рауф… Вы были уверены в собственном превосходстве и пытаетесь увериться в том же здесь… Пётр… Не позволяли радости снизойти на Вас, ибо считали себя недостойным. Искали ответа у Бога, но говорили с собой… И теперь, здесь, всё осталось неизменным… Всё!

Я лишь хочу, чтобы вы не подумали обо мне, как о ком-то, кто чище, лучше или мудрее вас. Это не так. Я предупреждаю, что грешна, что уродовала будничность поступками и мыслями недостойными зваться благочестивыми! Знайте это!..

А рассказывать я буду о счастии жить!

Многого я не могу помнить в деталях: благодать от рождения, удивления от новоявленности… Но я знаю, что это было! Само собой разумеется!

Мои родители держали маленький магазин пряностей. Я помню, как насыщенный аромат впивался в грудь, стоило только войти… Перец, кардамон, карри, фенхель, базилик и прочее… Не «купи-продай»: имела место настоящая церемония выбора пряностей. Помню, как мать с улыбкой встречала посетителей, выражая интерес к их желаниям; дело отца – предложить лучшее, продемонстрировав многообразие выбора. Со временем я знала о специях всё и с неподдельным энтузиазмом помогала родителям в работе…