Время цветения папоротника - [8]

Ладно, это он пока отставит в сторонку. А вот кирпичи для чего тут оказались? Может, просто путались под ногами в лодке, и выкинули их? А может, давно валяются?

Шатохин снова спустился к воде, достал ближний кирпич, о камни разломил пополам. В изломах половинки оказались сухими. Значит, кинуты недавно.

Он выпустил половинки из рук, и они бултыхнулись, брызги окатили сапоги. Шатохин долго молча глядел на эти половинки. Мария не докучала своим присутствием, курила трубочку с изогнутым коротким мундштуком. Слабый запах табака долетал до Шатохина.

— Поедем, Мария. — Он оторвал наконец взгляд от кирпичей, обернулся.

— В избы не пойдешь?

Шатохин отрицательно помотал головой.

— И есть не хочешь?

— Нет, — сказал он. — Корни пересчитаем колесами, тогда поедим...

Обратно ехали помедленнее. Через час самый трудный участок дороги остался позади. Они перекусили и сидели, отдыхали перед новым броском, теперь уж до самого Черданска. Шатохин знал, они скоро расстанутся. Будет возможность, он улетит в райцентр нынче. Старуха всегда всем помогала. Он пришел, и ему помогла. Хотелось сказать что-нибудь приятное, подумав, он спросил:

— Скажи, Мария, правду говорят, будто ты за войну шесть десятков медведей убила?

— Добыла, — быстро и сердито поправила Мария. — И привирают люди. Всех сорок пять, а в войну тридцать три, что ли.

— Сорок пять, — повторил Шатохин. — Смелая ты, Мария. Мне вот ни разу живой медведь не встречался.

— И не нужен тебе. У тебя свои медведи, — старая таежница вздохнула, поправила платок на голове. — Помогла поездка, не зря? Сказать мне можешь?

— Нужно было съездить. Обязательно. Расскажи-ка лучше, Мария, про медвежью охоту. Интересно.

— Что интересного. Медведю, поди, жить нужно. Не нужда бы, не стреляла...

— Тогда просто про медведей расскажи. Что хочешь.

— Ладно, не люблю рассказывать, тебе расскажу... После войны, еще молода была, попросили для зоопарка медведя поймать. Дело, поди, и не хитрое, если знаешь, как. Эвенки на медведя мало ходят, а отец мой ходил. И ловить умел. Вырубит чурбак, накрепко привяжет к нему короткую конопляную веревку, а на конце петлю завяжет. У медведя тропа своя, пойдет по ней, в петлю мордой и сунется. Мотать башкой станет, пуще петля затянется.

И я такую ловушку сделала. Поставила, два дня проверять ходила — пусто. А потом прихожу, издалека вижу, попался. И прямо перед моим приходом. Спряталась за соснами и слежу, что же косолапый делать будет. А он потоптался, потоптался, берет в лапы чурку и вперед кидает, от себя прочь как бы. Веревка-то на что — тянет. Опять он чурку в лапы — и уж об дерево ее. А чурка отскакивает, да в лоб ему. Тут мишка не выдержал и давай колошматить чурку лапами что есть мочи. Я все слежу, что дальше. А он поостыл и землю рыть под собой принимается. Вырыл ямку, чурку туда помещает и закапывает лапами старательно. Медленно пятится и во все глаза глядит туда, где чурку закопал. А она из земли ползет. Он тогда снова закапывать, и опять чурка вылазит. Мне бы сетку на него накинуть да за подмогой бежать. А я сижу в укрытии, за ним слежу. И смешно, и жалко. Так несколько часов он с чуркой и маялся.

— А сообразить веревку перегрызть не мог? — смеясь, спросил Шатохин.

— Не догадался, — весело закивала Мария.

Снова невольно припомнилась утренняя встреча с профессором ботаники. Одна из его сотрудниц видела во Фроловке двоих неизвестных. Видела, конечно, парень просто не захотел ее впутывать. Но если бы парень улетел на пожар, не пришел, то она единственная могла инспектору помочь. А профессор не дал поговорить... Ну, это теперь не самое важное. А вот кирпичи... Черт знает, чайник, что ли, кипятили на них? Не заметно опять-таки, чтобы костер разводили...

— Поедем, Мария. Только давай я поведу, а ты пассажиркой. Договорились?

5

С вертолетом-наблюдателем Шатохин на другой день в половине восьмого утра возвратился в Нежму и, не заходя домой, отправился в райотдел. Несмотря на ранний час, Звонарев был уже у себя, и Шатохин пошел с докладом.

— Много и ничего, — выслушав, подытожил майор. — И у экспертов не густо. Определили — пол полит уайт-спиртом.

— Будем искать, — сказал Шатохин.

— Куда денемся, будем. Вчера из края, из управления, звонили. Они посылают в помощь следователя. Первым рейсом прилетит.

Шатохина задело. Как не хотел изобразить невозмутимость, а, видимо, досада проступила на лице. Звонарев поспешил успокоить:

— Ты не обижайся, не обижайся, Алексей. Я помощи не запрашивал. Дело слишком серьезное, у нас сил мало, а время идет. Товарищ прилетит знающий. Глядишь, у него подучимся. Кстати, хорошо будет, если встретишь его. Как младший коллега старшего.

— Хорошо.

Первый самолет из райцентра прилетал по расписанию около десяти, и Шатохин решил, чтобы не терять зря времени, зайти в редакцию районной газеты, справиться о заметке.

Корреспондента Рассохина не было на месте, он вчера ушел на катере на дальнюю леспромхозовскую вахту, и Шатохин отправился к редактору. Редактор, пожилой, низкорослый, всполошился, стоило Шатохину назваться и заговорить о заметке.

— Три года ни звука об охотниках, — редактор быстро прохаживался по кабинету и сыпал словами, — и вот надоумило упомянуть. И так неудачно! Я как услышал о происшествии, так к подшивке кинулся. И какая удачная информация! Указано, что все село уедет, и когда, и на сколько. Заметка виновата? — редактор в ожидании ответа замер, глядя на Шатохина.