Время цветения папоротника - [2]

Не удалось схватить кончик нити и с помощью Анны Михеевой. У нее достало сил толково объяснить радисту, как все произошло, а потом она слегла от потрясения. Говорить долго с ней невозможно, состояние такое — в пору вызывать санитарный самолет. Да нового ей и нечего добавить. Как, впрочем, и другим поселковым женщинам.

Подводя к полуночи итог, Шатохин мог с грустью констатировать, что не продвинулся в поисках ни на сантиметр. Он не переставал верить в успех, но дело уже казалось запутанным. Уж коли те, кто украл меха, сумели замести первый след, то и дальше у них хорошо рассчитано.

И вот сейчас, стоя на мосточке, щурясь от слепящего солнца, он старался вникнуть в эти расчеты.

Увлеченный своими мыслями, он не заметил, как сзади подошли. Обернулся на вежливое покашливание. Перед ним стоял худой высокий мужчина средних лет в поношенном сером костюме, в рыбацких броднях со спущенными раструбами. Обветренное остроносое лицо было хмурым.

— Михеев я... — сказал мужчина, когда взгляды их встретились. — Приехал вот...

— Понятно... — Шаталин покивал сдержанно. Мыслями переключаясь на собеседника, сошел с мосточка, медленно направился вверх, к складу. Михеев на полшага позади — следом.

— Как жена? — спросил Шатохин, садясь на ступеньку крыльца.

— Плачет. Чего хорошего... — буркнул Михеев.

— Говорила жена, что осталось?

Михеев покосился на опечатанную дверь склада, заговорил не сразу:

— Самые дорогие забрали. Четыреста двадцать шкурок. Соболя и лису в основном. Норки немного... Из сейфа денег пять семьсот.

— Ключ-то от сейфа почему не клали подальше?

— А меха висели — не деньги? — вопросом ответил приемщик.

— В сейфе живые деньги.

— И эти живые, — не захотел согласиться Михеев. Он не был трусоват, понимал, что вина его и особенно жены не убавится ни на йоту, независимо от того, будет он поддакивать инспектору или спорить с ним.

«Хорошо, в данный момент не принципиально», — подумал Шатохин, спросил:

— Почему меха на складе оказались? Когда сдавать положено?

— Из края в район когда приезжают, и от нас забирают.

— И когда обычно?

— По-разному. И весной бывает, и до осени тянется иногда. В прошлом году, как орляк[1] заготовили, вместе с ним и меха вывезли.

— И не портятся?

— Шкурки-то? — Михеев переступил с ноги на ногу. — Что им сделается. Обезжирены поди. Лишь бы моль не пожрала.

— В поселке все знают, что меха не вывезены?

— Тут все всё знают, — усмехнулся Михеев.

— А в районе? Когда долго не забирают шкурки, не требуете, чтобы приезжали? По рации, скажем, с начальством насчет мехов не говорили?

— Нет. Зачем? — удивление мелькнуло в глазах у Михеева. Это удивление выразило куда больше, нежели хотел сказать приемщик. Он привык верить, был искренне убежден, что любой поступок, распоряжение начальства продиктованы здравым смыслом и заботой о деле и не допускал мысли о чьей-то нерасторопности, о головотяпстве. А оставлять на долгое хранение в глухомани в избушке с дверью едва не на подпорочке ценностей на добрую сотню тысяч рублей и думать, что никто не позарится, не соблазнится, — это ли не головотяпство?

Конечно, и спрашивать Михеева лишнее. Раз меха тут лежат, какой секрет. Подавив раздражение (приемщик-то ни при чем), Шатохин спросил:

— А про папоротник, что всем селом выезжают за ним, тоже всем известно?

Михеев опять невесело усмехнулся, пошарил в боковых карманах пиджака, вытащил из правого свернутую несколько раз газетку с потершимися краями и подал Шатохину.

— Районка наша.

Шатохин обратил внимание на руки. Это были руки вечного трудяги: оббитые, жилистые, с обломанными ногтями и шишками-наростами на сгибах пальцев, со следами многих затянувшихся застарелых порезов и ссадин. При виде этих рук невольно вспомнилось, как вчера эксперт-криминалист Зверев высказал предположение: не сам ли приемщик отмочил такое — уж больно чисто сработано. Шатохин поначалу этого тоже не исключал, но концы с концами не сошлись, и версия быстро отпала. Он безуспешно пытался спорить со Зверевым. «Увидишь, я прав окажусь, сами они», — сказал эксперт на прощанье, садясь в самолет. Что бы он, интересно, сказал, познакомившись с Михеевым? Можно, понятно, и с такими изуродованными работой руками не иметь за плечами крылышек, но уж это разговор по особому счету.

Шатохин расправил газетку, сразу выловил заголовок «На заготовку папоротника — всем селом»:

«Хороший урожай папоротника-орляка созрел в лесах под Черданском. Охотники-промысловики местного отделения коопзверопромхоза вместе с членами семей не первый год выезжают на заготовку ценного пищевого продукта, идущего на экспорт. Пример на заготовке папоротника подает приемщик пушнины Черданского склада-магазина М. И. Михеев. В прошлом году он вместе с сыновьями-школьниками Михаилом и Сергеем собрал больше всех папоротника-орляка. Нынче Михеевы намерены повторить успех. Массовый заезд в тайгу состоится завтра. Сбор папоротника продлится декаду».

Шатохин бегло взглянул на выходные данные: газета за 12 июня. Подписи под заметкой не было, и он спросил:

— Кто это писал?

— Да корреспондент недавно по рации просил об охотниках что-нибудь, Рассохин.