Время черной луны - [58]

– Но я никого не убивала! Вы-то хоть мне верите?

– Конечно, успокойся. Я тебя с детства знаю и не сомневаюсь, что ты не способна на убийство. Вопрос в том, поверит ли тебе следователь.

– Ну, так они же, наверное, должны быть заинтересованы в том, чтобы найти настоящего убийцу.

– Ох, девочка, до чего же ты наивна, – Анатолий Маркович покачал головой. – Даже при самом хорошем раскладе, если предположить, что настоящего убийцу начнут искать, тебя, моя хорошая, посадят в камеру предварительного заключения, как главную подозреваемую.

– А при плохом раскладе? – спросила Лия шепотом.

– А при плохом просто сделают из тебя козла отпущения.

– Но как же так? – К горлу подкатил колючий ком. – Неужели нет никакого выхода?

– Выход есть всегда, – отчим задумчиво потер переносицу, – надо только понять, где его искать.

– И что мне теперь делать?

– Ничего. Затаиться и подождать. Мне нужно время, чтобы все обдумать, решить, как лучше поступить в сложившейся ситуации. У меня есть знакомые в прокуратуре, есть хороший адвокат. Я с ними переговорю.

– Зачем?

– На тот случай, если ты все-таки решишь пойти в милицию. Тебе же, наверное, очень хочется наказать того подонка, который тебя похитил?

– Я его уже наказала. – Лия вспомнила голого, стреноженного, точно жеребца, Иудушку.

– Девочка… – Анатолий Маркович нажал на педаль тормоза и озабоченно посмотрел на нее.

– Это не то, что вы подумали. Я его не убивала. – Кажется, под пристальным взглядом отчима она покраснела. – Я его по-другому наказала.

– Даже не хочу спрашивать, как именно, – Анатолий Маркович неодобрительно покачал головой. – Я категорически против самосуда.

Лия вздохнула. Самосуд плохо, в милицию идти нельзя. Какой-то замкнутый круг получается.

– Не расстраивайся, девочка, – отчим погладил ее по волосам. – Я тебя в обиду не дам, мы что-нибудь придумаем.

– А что делать с провалами в памяти?

– С провалами нужно обязательно разобраться.

– Это может быть наследственным? – отважилась Лия на последний мучивший ее вопрос.

– Наследственным? Нет, думаю, наследственная природа заболевания в твоем случае исключена. У мамы совсем иные симптомы. Если только… – отчим вдруг замолчал.

От его неуверенного «если только» Лие вдруг стало муторно и жутко.

– Анатолий Маркович, что вы хотели сказать?

– Ничего. Прости, взбаламутил я тебя, а мысль-то, скорее всего, бредовая.

– Анатолий Маркович, в вашу голову приходят только светлые мысли. Так что вы хотели сказать?

– Лия, все мои предположения не имеют под собой никакой почвы. Скорее всего, твоя амнезия вызвана черепно-мозговой травмой. Так случается, поверь мне.

Случается, Лия об этом читала в умной книжке по психиатрии. И верить в то, что произошедшее – всего лишь последствие удара по голове, ей очень хотелось, но ведь речь шла о наследственности. Что-то в ее наследственности отчима определенно смутило.

– Анатолий Маркович, я понимаю, что вы пытаетесь меня защитить, но в данной ситуации будет гораздо лучше, если я узнаю правду.

– Правда не всегда утешительна, – вздохнул отчим.

– Я справлюсь, – Лия упрямо тряхнула головой. – Так что там не то с моей наследственностью? Вы же сами сказали, что мои симптомы отличаются от маминых.

– Девочка, помимо материнских генов, в человеке присутствуют еще и отцовские.

Отцовские гены? Отцовские, безусловно, присутствуют. Беда лишь в том, что она понятия не имеет, кто ее отец. Никогда, ни разу в жизни, мама не заводила речь о Лиином отце, а на все вопросы подрастающей дочери отвечала жестко и категорично: «У тебя нет никакого отца». Она даже не удосужилась придумать для Лии какую-нибудь историю о летчике-испытателе, погибшем при исполнении, или о капитане дальнего плавания, затерявшемся где-нибудь на краю земли. А Анатолий Маркович, получается, что-то знает, выходит, с ним мама была более откровенна.

– Что вы хотите сказать? Вы знаете, кто мой отец? – Лия вперила взгляд в отчима. Если он попытается соврать, она поймет, а уйти от ответа она ему не даст, потому что затронутая тема для нее очень и очень важна.

– Ничего конкретного, – по голосу чувствовалось, что отчим смущен, – я знаю о нем лишь со слов твоей мамы, а ты же понимаешь – не всему, что она говорит, можно верить.

– И что она говорила о моем отце?

Анатолий Маркович молчал очень долго, Лие показалось, что он никогда не заговорит.

– Лия, твоя мать, – отчим нахмурился, – считала его чудовищем.

– В каком смысле чудовищем? Он был преступником?

– Кажется, нет. Но он что-то такое сделал в далеком прошлом, что-то очень страшное, за что она не смогла его простить.

– Он ее обидел?

– Не ее. – Анатолий Маркович достал из кармана носовой платок, вытер выступившую на лбу испарину и только потом продолжил: – Он сделал что-то с тобой… Иногда мне кажется, что твоя мама стала такой именно из-за него, из-за этого человека. Я не знаю, что именно произошло, но, как психиатр, не исключаю вероятность того, что твой биологический отец был психически болен.

– Как он мог со мной что-то сделать, если, сколько я себя помню, мы жили вдвоем с мамой? – спросила Лия. – В нашем доме не было мужчин.

– С какого возраста ты себя помнишь? – спросил Анатолий Маркович. – Обычно дети начинают осознавать и фиксировать происходящее лет с трех-четырех.