Время "Ч" - [28]

— Ты, конечно, понимаешь, что в таком состоянии Хулио не следует участвовать в штурме, — произнес он, пристально глядя Педро в глаза,

Триго не отвечал. Он не считал себя вправе принимать столь ответственное решение за брата. С тем, что сказал Бедиа, трудно было не согласиться, однако Педро "хорошо представлял, каким это будет тяжелым ударом для Хулио, если его отстранят от участия в выступлении. Но так или иначе, он его брат, и все ждали, что он скажет. Поставленный перед затруднительной альтернативой, Педро Триго колебался, не зная, как поступить. Наконец, с трудом сдерживая волнение, он сказал:

— Конечно, он мой брат, но я не могу заставить его делать то, чего он не хочет. Пусть решает Абель.

Вскоре приехал Абель. Узнав, что произошло, он мягко, но настойчиво сказал, что Хулио не следует участвовать в предстоящей операции. Хулио упорно не соглашался: «Я должен до конца выполнить свой долг». Абель продолжал настаивать:

— Хулио, пойми, сейчас это для тебя невозможно. Тебе необходимо вернуться в Гавану. Когда потребуется, мы тебя найдем.

Его слова звучали приказом, и Хулио в конце концов смирился, обещав этим же вечером отправиться обратно в Гавану. После этого Абель распорядился, чтобы все оставались здесь и никуда не отлучались: вскоре группа будет переброшена в другое место, где получит конкретную задачу.

В восемь вечера Педро Триго вместе с Кинтелой и Педро Гутьерресом вышел на улицу проводить Хулио. Перед отъездом в Гавану он хотел навестить одного своего приятеля, жившего неподалеку. Вид у него был невеселый, однако выглядел он совсем неплохо, даже трудно было поверить, что совсем недавно у него шла кровь горлом. Дойдя до угла, братья молча посмотрели друг другу в глаза и крепко обнялись. Хулио вынул из кармана все деньги, которые у него имелись, и отдал брату.

— Возьми, сейчас они тебе нужнее, чем мне.

Педро постоял некоторое время, глядя вслед удаляющейся фигуре, затем повернулся и медленно пошел назад. Он пребывал в полной уверенности, что Хулио уезжает в Гавану.

Около полуночи Ренато Гитарт передал приказ о переезде в другое место. Триго сел за руль и поехал вслед за машиной Гитарта. Через тридцать минут они остановились у виллы, спрятанной в стороне от шоссе меж деревьев. Войдя внутрь, Триго увидел Мельбу и Айдее, утюживших военное обмундирование — то самое, которое он помогал доставать через Флорентино. В комнатах толпилось много людей, приглушенно разговаривавших между собой. Триго невольно улыбнулся, заметив у некоторых из них охотничьи ружья и винтовки, знакомые ему по тренировкам.

— Послушай, Педрито, — услышал он голос Рене Бедиа, — а ведь стрелять-то, кажется, придется этими малюсенькими патрончиками.

— Похоже на то.

— Вот, а ты еще не верил, — усмехнулся Рене и отошел в сторону.

Через несколько минут появился Фидель. Поинтересовавшись, как идет подготовка, он отдал последние распоряжения и сказал, чтобы Абель и Триго ехали с ним. Все трое сели в машину, которую повел Абель, и вскоре оказались в центре Сантьяго. Абель высадил Фиделя и Триго на Марсовом поле, а сам поехал дальше, в пригород Кобре, где жил доктор Муньос. На обратном пути он должен был забрать их на том же месте. В назначенное время Абель не появился, пришлось ждать. Июльская ночь дышала зноем. Несмотря на поздний час, карнавал на улицах города не утихал. Наконец рядом с ними остановились две машины — Абеля и Муньоса. Фидель поехал с Муньосом, Триго сел к Абелю. Возвращались обратно на ферму «Сибоней».

Фары встречных машин изредка освещали сосредоточенное лицо Абеля. Триго решил нарушить молчание, спросив, что он думает о подготовке предстоящего выступления. «Все продумано до мельчайших подробностей, — ответил Абель с уверенностью, — можешь не сомневаться». Затем, оторвав взгляд от дороги, он посмотрел в глаза Триго и добавил: «Но если даже предположить самое худшее, если случится так, что все мы умрем, все равно это будет победа — ведь мы зажгли факел борьбы в столетнюю годовщину Хосе Марти, апостола нашей революции».

* * *

На ферме «Сибоней» все было готово к началу выступления. Триго быстро переоделся в форму солдата батистовской армии, и тут оказалось, что ему не досталось фуражки. Человеку, обеспечившему военным обмундированием всю организацию, предстояло идти в бой с непокрытой головой. Триго улыбнулся: попал, что называется, к шапочному разбору в буквальном смысле. Перед выездом Фидель собрал повстанцев и обратился к ним с короткой пламенной речью. Слушая его, Триго подумал, что вступает в борьбу не только против диктатуры, установленной 10 марта 1952 года, но также против той несправедливости, в условиях которой уже столько лет живет кубинский народ, страдая от нищеты, голода, коррупции и беззакония.

* * *

Сделав укол Хулио, Флорентино разыскал свободный матрац и тотчас уснул как убитый. Проснулся он оттого, что кто-то тряс его за плечи.

— Флорентино, вставай, мы выезжаем, — услышал он голос, звучавший, как ему показалось спросонья, откуда-то издалека.

Одуревший после сна Флорентино протер глаза, с трудом соображая, что происходит. Вокруг него люди спешно собирались и выходили на улицу. Время близилось к полуночи. Машины с повстанцами отъезжали одна за другой от дома. Подпольщики из Калабасара разместились в «додже», на котором приехали из Гаваны. Кинтела сел за руль.