Время быть смелым - [8]

— А потому что не фиг своим языком лезть так настойчиво! — Оправдываюсь я. — Тоже мне, по кустам зажиматься! Нормально целоваться сначала научись!

Я легонько отталкиваю Доронину, но она моментально взрывается.

— Чо? — Наезжает она. — Это я что ли целоваться не умею? Да ты точно ненормальный, Сорокин! Вообще охренел! Импотент, так и скажи!

— Может, он правда из этих, из голубых… — Подхватывает Маша.

— Чо ты несешь-то! — Перебиваю я и потом обращаюсь к Насте. — Да пойдём хоть сейчас, если хочешь?

— Чо пойдём? — Усмехается Доронина. — Куда?

— Да хоть вон, в подъезд! Если ты сомневаешься, что я не педик, то пойдём докажу!

Влад и Пашок вместе с остальными живо подхватывают идею необходимости доказать моё влечение к девушкам, и Настя соглашается. Каримов даёт мне презерватив, и мы с Дорониной удаляемся к кирпичной четырнадцатиэтажке, где обычно уединяются все из нашей компании.

Пока мы идём, я жуть как волнуюсь. Если у меня опять ничего не получится, если у меня опять не встанет на Доронину, то точно все будут думать, что я сраный гей. И вот, мы уже заходим в подъезд, а у меня никакого возбуждения. И я тогда начинаю быстро вспоминать сцены из порнухи, которую недавно смотрел. Я представляю крупные планы, движения, и у меня начинается эрекция. Мы поднимаемся в грязном тусклом лифте, потом спускаемся на один пролёт лестницы. Здесь пахнет мочой и мусором. Кажется, я даже вижу мелких вонючих мошек у мусоропровода. Стены ободраны, везде нацарапаны, написаны и выжжены ругательства, названия популярных групп и чьи-то имена. Лампочка едва светит и периодически мерцает так неприятно, что бьёт по глазам. В общем, это стандартный подъезд. В таком живу я, в таком живёт Настя, в таком живём все мы. Я расстегиваю джинсы, всё ещё видя перед собой сцену из порнушки — главное, чтобы получилось. Я даже не думаю о Насте. Да я почти и не вижу её перед собой. В общем, кое-как у нас всё складывается. Доронина зачем-то изображает страсть и удовольствие. Я даже не кончил, но обсуждать это необязательно. Кажется, Настя довольна. Она натягивает джинсы, поправляет волосы, и мы возвращаемся к ребятам. Слава Богу, Дорониной хватает невоспитанности растрындеть всем, как ей было хорошо. Вот дура. А у меня теперь никак эти порнушные сцены из головы не выходят, в общем, вскоре я ухожу домой.

Если честно, мне хочется просто прийти, закрыться в комнате, включить комп и подрочить. Если брат дома, то закрыться в ванной. Но мама зовёт ужинать, да и отчим тут. В общем, мне приходится ещё минут сорок сидеть с семьёй перед телевизором и смотреть какое-то идиотское ток-шоу, в котором рассказывают опять про какую-то чернуху. В некой области в некоем городе педофил ловил мальчиков и насиловал их. Меня аж тошнит от этих историй, а мама смотрит внимательно и вздыхает, и охает, и ахает.

— Смотри, — обращается она ко мне, — если вдруг у вас в школе или где-то ещё этих голубых заметишь, ты скажи, надо их сразу в полицию сдавать! Совсем распустились! Бездуховность сплошная! И по телевизору только про этих гомиков! Смотри, Димка, если только кого такого заметишь, сразу сообщай куда следует!

Я сижу, опустив голову и киваю. Киваю так активно и правдоподобно, что чувствую себя просто китайским болванчиком. Как же мне противно. Хочется просто сквозь землю провалиться от всех этих разговоров. Я встаю и быстро иду в свою комнату. Там раздеваюсь и ложусь в кровать, укрывшись одеялом с головой. Хочется уснуть и не просыпаться.

Глава 5. Артём

Я возвращаюсь домой. В школе и на тренировке сегодня я всё время думал о предстоящем разговоре с отцом. Я твёрдо решил сказать ему. Достала эта двойная жизнь внутри семьи. Достало скрываться, не договаривать, притворяться. Надоели недосказанность, недомолвки, надоели мои секреты. Надоело делать из папы идиота и выслушивать его постоянные вопросы про девочек. Надоело оставлять эти вопросы без ответа. Я сто раз прокручивал у себя в голове этот разговор, думал, что надо, наверное, как-то постепенно подвести, чтобы не шокировать новостями в лоб. И вот, мы все втроём собираемся за ужином. Папа и мама уже поели, а у меня аппетита нет — я только пюре по тарелке размазываю и смотрю на синий клетчатый узор скатерти.

— Ты чего не ешь? — Заботливо спрашивает отец.

— Пап, мне надо тебе кое-что сказать, — начинаю я неуверенно и тихо.

Он кивает, готовый выслушать, и внимательно смотрит на меня. Мама напряглась и ждёт.

— В общем, папа, я гей, — говорю, не поднимая глаз.

Повисает тишина. Только стрелки часов двигаются слишком громко, скрепят и шуршат, отмеряя тяжёлые секунды. Мама накрывает своей ладонью мою, но я одёргиваю руку. Я поднимаю глаза на папу. Он, кажется, в ступоре.

— Прямо вот так гей? — Как будто с надеждой спрашивает он.

— Да, прямо вот так, — отвечаю я.

Мы молчим минуты две. Никто не произносит ни слова. В воздухе такое напряжение, как будто сейчас всё взорвётся. Мама берёт папу за руку, но ничего не говорит. Потом я вдруг думаю, а папа вообще знает, что означает слово «гей». Может, он не совсем правильно понял.

— Ну, гей так гей, — после долгого молчания произносит папа. — Значит так.