Время божьего гнева - [5]

Сбившись в кучу, мужики начали о чем-то возбужденно шептаться. Этим-то Алексей и воспользовался. Он подполз к стойке, взял миску с картошкой и уселся с самого края по-турецки. Трактирщик, который заблаговременно ретировался к своим сотоварищам, с безопасного расстояния наблюдал, как пришелец с жадностью накинулся на еду, и одновременно прислушивался к тому, о чем говорили мужики.

- Гришка, фьють, - неожиданно услышал Зайцев. Вслед за этим один из мужиков вынырнул из дымного полумрака и, не спуская глаз с чужака, медленно пополз к выходу. Он двигался по-животному напряженно, жался к стене, и Алексей заметил про себя, что в его движениях есть что-то кошачье. Когда же Гришка выбрался из-за свай, Зайцев увидел, что у него не хватает кисти руки, а локти обезображены толстыми кожистыми наростами, как-будто специально приспособленными для ползания. Такие же наросты он увидел и на коленях. А затем выяснилось, что у Гришки ампутирована и кисть левой ноги.

Гришка вертко, словно ящерица, прошмыгнул в тоннель, и его единственная грязная пятка мгновенно исчезла в темноте. Вслед за ним потянулись и другие. Здоровые бородатые мужики в грязных лохмотьях так ловко передвигались по-пластунски, словно занимались этим с рождения. Перекатывая очередную горячую картофелину с ладони на ладонь, Алексей каждого провожал настороженным взглядом, и когда мимо проскользнул четвертый, вдруг с ужасом поймал себя на мысли, что у всех у них не хватает либо рук, либо ног, либо того и другого. "И лишил многих рук и ног.., вспомнил Зайцев проповедь. - Да кто ж их здесь всех собрал? Какие там филипповцы-бегуны. Скорее, семеновцы-ползуны." Он повернул голову к трактирщику и кивнул вслед юркнувшему в тоннель мужику. Алексей хотел было поинтересоваться, где все они потеряли конечности, но тут заметил, что и хозяин заведения имеет всего одну руку, но тем не менее легко управляется, помогая себе культей. "Может прокаженные? - мелькнуло в голове у Зайцева. Не бывает же подземных домов инвалидов. Хотя подземный лепрозорий - тоже чушь. Эх, дети подземелья, Короленко на вас нет. Ладно, разберемся." Он механически взялся за кружку, сделал три больших глотка и тут же уронил её себе на колени. Похоже, трактирщик не понял гостя или наоборот, хотел задобрить и подсунул ему чистейший самогон, от которого у Зайцева перехватило дыхание и потекли слезы. Оставшиеся мужики пристально наблюдали за чужаком, и когда у того перекосило лицо, один из них подобострастно хохотнул. Но хохот застрял у весельчака в глотке, едва Алексей на него взглянул.

Трое суток вынужденного поста сделали пищевод Зайцева чудовищно восприимчивым ко всему, что в него попадало, а потому самогон в нем мгновенно рассосался так и не дойдя до желудка. Алексей опьянел за какие-нибудь десять секунд, и пока он набивал рот картошкой, чтобы как-то перебить отвратительный вкус пойла, в глазах у него потемнело, очертания подземного кабака поплыли, а его обитатели сделались почти невидимыми тенями, и лишь их зрачки, в каждом из которых отражалось пламя светильников, по-волчьи сверкали в глубине пещеры..

- Воды, - выдавил из себя Зайцев. Он помахал рукой трактирщику и показал на рот, словно бы тот не понимал русского языка, и хозяин заведения, помешкав несколько секунд, бросился к глиняному жбану с водой.

Опорожнив кружку, Алексей продышался, взял следующую картофелину, но так и не донес её до рта. Измотанный блужданиями по болоту, бессонными ночами и голодом, он вдруг почувствовал, что не в состоянии больше ни есть, ни говорить, ни даже пошевелиться. Зайцев потерял сознание ещё до того, как привалился спиной к стене, и его сон, как никогда, действительно походил на дружеский визит смерти*.

(* Бехер Иоганнес Роберт, немецкий писатель, в стихотворении "An den Schlaf" назвал сон дружеским визитом смерти.)

Глава 2

Зайцев проснулся на жестком, плетеном ложе из сухих болотных трав в крохотной низкой норе, в которой из "мебели" не было ничего, кроме подстилки и чадящего масляного светильника. Спал он в такой неудобной позе, что у него сильно разболелась шея и совершенно затекла левая рука. С трудом сжимая и разжимая пальцы, Алексей открыл глаза и, не успев сообразить, где находится, вскрикнул от испуга: "Фу ты, черт!" На расстоянии полутора метров он увидел человека, который внимательно разглядывал его. Судя по формам жировых складок на руках и ляжках, это была женщина. У неё было круглое, словно очерченное циркулем, бледное лицо, дикие спутанные волосы и какой-то безумный от чрезмерного любопытства взгляд. Ужасные шрамы на лбу и щеках так обезобразили её, что невозможно было определить, хороша ли она была до увечья или страхолюдна, женщина ли это вообще и какого она возраста.

Едва Зайцев пришел в себя, она молча сунула ему кружку с водой и обернулась к выходу.

- Очухался! - кому-то радостно сообщила, скорее всего, хозяйка подземных аппартаментов. И тут же из темного проема в противоположной стене показался седой как лунь, безрукий старик с пустыми, давно зарубцевавшимися глазницами. Он вползал в пещеру медленно, с характерной крокодильей грацией и свистящей одышкой. Старик по-черепашьи вытягивал тонкую морщинистую шею, загребал мозолистыми обрубками как ластами и по-животному нюхал вохдух. Наросты на культях этого человекоподобного пресмыкающегося были безобразно толстыми, с наплывшей дряблой кожей и напоминали слоновьи ступни.