Временщики и фаворитки XVI, XVII и XVIII столетий. Книга II - [24]
1 сентября 1598 года происходило венчание Годунова на царство. В обычные величественные обряды царь сделал вставки, к даваемым обетам присоединив обязательства, которых от него не требовали ни церковь, ни царство. «Бог мне свидетель, — сказал он патриарху, — что в царстве моем не будет ни сирого, ни бедного!» Затем, схватив себя за ворот рубахи и потрясая им, Борис прибавил: «Последнюю сорочку отдам народу!..».
Восторженные клики присутствовавших на несколько минут прервали богослужение, а царь, чтобы поддержать энтузиазм, тут же объявил, что не будет казнить смертию самых страшных преступников, наказуя их только ссылкою. Бояре и вельможи были пожалованы чинами (семейство Годуновых, разумеется, не было забыто); чиновники гражданские и воинские были награждены двойным жалованьем; купцам царь разрешил на два года торговать беспошлинно, а с земледельцев снял подати на год, установил правильную барщину и плату оброка для господских крестьян… Наконец, царь тешил свой народ двенадцатидневными пирами. Значительные завоевания в Сибири, упрочение власти царской в этой стране и основание в ней многих городов и острогов ознаменовали первый год царствования Бориса Феодоровича. Затем заключено было перемирие с Литвой (11 марта 1601 года), упрочен мир со Швецией, возобновлены дружественные сношения с Австрией, Англией, союзом Ганзеатическим и Италией… Отношения России к северным державам заслуживают, однако, более пристального обзора.
Сын шведского короля Эрика XIV принц Густав, изгнанный из родных пределов после пребывания в Торне, решился (в 1599 году) искать приюта в России, куда приглашал его Годунов. Бедного изгнанника приняли с подобающими почестями, пожаловали ему целый дворец, удел калужский и доходы с трех городов. Умный, прекрасно образованный, принц Густав в короткое время сделался любимцем Годунова, задумавшего сделать его орудием своей политики. Царь намеревался сделать Густава ленным властителем Ливонии на страх Швеции и Польши, имевших на нее притязания. Располагая к себе жителей Ливонии вспоможениями и самыми заманчивыми обольщениями, агитируя страну чрез своих клевретов, царь был уверен в успехе, но жестоко ошибся. Ливонцы, ненавидя русских, не дались в обман; шведские войска, занимая страну, препятствовали всякой попытке вторжения иноземцев в ее пределы… Наконец, сам Густав на предложение ему руки царской дочери Ксении с тем, чтобы он перешел в православие, отвечал отказом, не желая изменить ни вероисповеданию, ни своей любовнице, прибывшей вместе с ним из Данцига. Это событие тем более достойно нашего внимания, что оно являет пример могущества женщины над сильным мира сего. Густав жертвовал если не короною литовскою, то милостями к нему русского царя и невестою — первою красавицею в царстве русском. Дошло до того, что принц, тяготясь докучливыми ласками Годунова, требовал отпуска из Москвы, которую грозился (под пьяную руку) сжечь, если Борис будет его удерживать… Разгневанный царь, отдав беспокойного своего любимца под стражу, отнял у него все пожалованное ему имущество, но потом смиловался и, подарив ему опальный Углич, разрешил Густаву жить где ему ни заблагорассудится. Густав поселился в своем поместье, занимаясь науками, алхимией и сетуя на неблагодарность той, которой принес в жертву блестящую будущность… Любовница Густава изменила ему!.. Принц умер в Кашине (Ярославской губернии), в 1607 году, и уединенную его могилу в березовой роще на берегу реки Кашенки долго показывали заезжим иноземцам. Не временщик, но любимец царя, Густав заслуживает внимания потомства, во-первых, за свою честность и прямодушие, а во-вторых, как жертва несчастной сердечной слабости. Сам Годунов, будь он на месте принца Густава, за половину тех благ, которые предлагал ему, без всякой думы способен был не только переменить вероисповедание, но и вовсе отречься от Бога; не только покинуть возлюбленную, но и покинуть законную жену. Упорство честного, благородного принца не могло быть понятно временщику… Он, из ничтожества достигший верховной власти, не постигал, каким образом человек, лишенный родовых и законных своих прав на престол, может довольствоваться своим незавидным жребием, предпочитая мирное уединение, занятие науками и ласки любимой женщины — короне, скипетру и порфире.
После неудачной попытки привязать к себе Густава, принца шведского, узами родства Годунов, сознавая пользу родственного союза России с одною из северных держав, вошел в тесные сношения с Данией… Принц Иоанн, брат короля Христиана, красавец собою, умный, прекрасно образованный, был избран Борисом в супруги царевны Ксении. Он согласился перейти в православие, принять удел в России. 10 августа 1602 года принц из Нидерландов прибыл в Нарву, где при торжественной встрече его приветствовали царским именем боярин Михайло Салтыков и думный дьяк Власьев. Дальнейший путь принца Иоанна к Москве был торжественным шествием, блеском и пышностью поразившим его самого и всех его спутников-иностранцев: во всю дорогу колокольный звон и пушечная пальба не умолкали; на станциях, кроме отличных обедов, путников ожидали всякого рода забавы и развлечения. 19 сентября принц приблизился к нашей первопрестольной столице, а 28-го числа того же месяца он представился царю. Не вдаемся в подробности описания этой торжественной аудиенции, ее обстановки, украшенной выставкою всех царских сокровищ, ослепившей высокого гостя своим баснословным великолепием. Сказания летописцев о первых днях пребывания принца Иоанна при московском дворе напоминают страницы из тысячи и одной ночи. Во время обеда царевна Ксения имела возможность, невидимая женихом, видеть его и досыта налюбоваться его красивым, выразительным лицом и наслушаться его разумных речей. По сердцу он ей пришелся, но, в свою очередь, и Ксения Борисовна по уму и красоте была ему самая подходящая пара. Среднего роста, чрезвычайно стройная, пламенная брюнетка с живыми огненными глазами, черными, слегка сросшимися (союзными) бровями, Ксения могла служить образцом безукоризненной русской красавицы, о которой по старинному присловью ни в сказке сказать, ни пером написать! Взгляд, улыбка Ксении способны были свести с ума самого сурового стоика, «взглянет — рублем подарит». При посещении царевною Чудова монастыря из многих тысяч глаз, устремлявшихся на нее, особенно пристально всматривалась на нее пара голубых, задумчивых глаз молодого дьякона, бледного, с волнистыми рыжими волосами, низким лбом, помеченным родинкою в виде бородавки и таковою же под правым глазом. И в те самые минуты, когда царевна возносила к престолу Божию чистую свою молитву, в душе бедного дьякона кипел целый ад страстных, греховных помыслов. Безумны были желания юноши, но еще безумнее были бы слова того человека, который сказал бы тогда, что желания эти через четыре года осуществятся, что прелестная царевна падет в объятия ничтожного расстриги, а он сам воссядет на престол царей всея Руси. Чудеса!.. Если только Гришка Отрепьев личность, не измышленная летописцами, если все показания свидетелей его возвышения, удач и мимолетной славы — истинная правда! В нашем рассказе мы намерены придерживаться тех данных, на которых основывался в своей истории наш славный Карамзин. Не с нашим слабым (т. е. посильным) трудом дерзать пускаться в область исторических догадок и предположений. Но возвратимся к свадьбе царевны Ксении.
