Временно исполняющий - [10]

Тимофеев пробежал глазами параграф, неизвестно чему улыбнулся.

— Принято к сведению. Теперь дело пойдет веселее с начальником штаба-то.

Эти слова возмутили Карпова: вот что значит человек со стороны. На чужие огорчения ему начихать.

— Ровным счетом ничего ты не понял, Геннадий Михайлович. Или прикидываешься?

— Подполковник Суров назначен к нам начальником штаба. — В голосе Тимофеева чувствовалась твердость. — Приедет, встретим. О квартире следует позаботиться. Все понял.

— Ни шиша, друг ситцевый, ты не понял. — В голосе Карпова прозвучали осуждающие нотки. — Начальником штаба назначили. А вчера еще заставой командовал.

— Допустим, не вчера, — вставил Лазарев. — Больше пяти лет, как от нас уехал. Да и не так уж молод, где-нибудь года тридцать четыре, а то и все тридцать пять.

Павел Андреевич от волнения покраснел. Резко обернулся к Лазареву.

— Молод твой Суров, понятно?! И такой прыжок! Я почему-то сразу в начальство не вышел. И на заставе ишачил, и в комендатуре все ступени прошел, ни через одну не перепрыгнул. А этот зеленой улицей шагает! В тридцать пять лет — начальник штаба погранотряда! Ты подумай, Геннадий Михайлович! Вникни.

— Вник с первой строчки, — сразу откликнулся Тимофеев и широко улыбнулся. — Что вас смутило?

— Он еще спрашивает!

— Насколько я понимаю, молодость — не порок. Наоборот, это энергия, нерастраченные силы. Такой начальник штаба нам и нужен. А вы были намного старше, когда получили эту должность?

— Не обо мне речь.

— Вам сейчас пятьдесят первый, одиннадцатый год командуете отрядом, до этого столько же руководили штабом. Выходит, что вас незаслуженно рано выдвинули, моложе Сурова были.

Не улыбнуться Карпов не мог.

— Ты только погляди на него, Лазарев! Как подвел! Всю подноготную знает!

— Положено, — откликнулся зам по тылу.

— Верно. — Начальник политотдела поочередно взглянул на своих собеседников и задержался на Карпове. — Так кто из нас прав?

— Поразительно: без году неделя служишь в отряде, а биографию мою знаешь назубок.

— Не только вашу. По долгу службы обязан хорошо знать всех коммунистов отряда. А служу, между прочим, уже четвертый месяц. Срок достаточный. — И тут же, отбросив шутливый тон, Тимофеев признал: — Да, положение у Григория Поликарповича непростое. Не так-то просто из него выбраться. Если не возражаете, поговорю с начальником политотдела округа. Может, в другой части есть вакансия. А то неудобно получилось.

— Хуже некуда, — заметил Лазарев.

— Позвонить и я могу. Но пока не надо, — решил Карпов.

Охи да вздохи Кондратюку помочь не могли — это Павел Андреевич понимал. В армии один закон: приказ есть приказ! И, как говорится, не рыпайся.

Совершенно неожиданно в кабинет вошел Кондратюк. Приземистый, коренастый, туго перетянутый по плотной талии офицерским ремнем. Он энергично качнул непокрытой головой:

— Здравия желаю! — Походкой уверенного в себе, хорошо отдохнувшего человека прошел к письменному столу. — Разрешите доложить документы на подпись? Поднакопилось за ваше отсутствие.

— Срочные?

— Аттестационные материалы, отчет по инженерному оборудованию. Остальные обождут.

— Ладно. Клади.

Ища свободного места, Григорий Поликарпович окинул взглядом маленький столик, на котором лежали папки с утренней почтой, газеты, донесение Мелешко и копия окружного приказа. На последнем он задержался.

Стоило Кондратюку устремить взгляд к приказу, как трое остальных, словно сговорившись, одновременно посмотрели на Григория Поликарповича, и тот смутился, быстро отвел глаза в сторону.

— Там для вас личный пакет из округа, — проговорил он с излишней поспешностью. — Из санслужбы. Видимо, путевки прислали.

Павел Андреевич не был рад путевкам, он, пожалуй, даже огорчился, но куда больше раздосадовал его несвоевременный приход Кондратюка. Мог бы повременить с документами. Что ему сказать? Безо всяких предисловий, как есть, бухнуть — и с плеч долой? Но ведь это равносильно удару кирпичом по затылку. Подождать какое-то время? А что потом? Потом — то же самое. Будет так же больно.

— Обождет пакет, — процедил Карпов после затянувшегося молчания. — Дядя за меня в отпуск поедет. Вот так-то, Григорий Поликарпович. Понял?

— Какой дядя? Путевки именные.

— Именные, да не про нас. — Карпов раздумывал недолго. Резким движением склонился над столом, схватил кончиками пальцев странички приказа. — На вот, читай. И ни о чем меня не спрашивай. Знаю столько же, сколько и ты.

Спокойно, словно речь шла о другом человеке, Кондратюк, шевеля губами, читал строки, которые фактически подводили черту под его военной карьерой. На его лице не было заметно волнения.

«А я волновался», — с какой-то досадой подумал Карпов.

Павел Андреевич наблюдал за Кондратюком, пока тот, казалось, слишком долго читал четыре строчки приказа, не отвел глаз, когда тот с прежним спокойствием положил странички на стол и, не спросив разрешения, тяжело опустился на стул, но тут же, словно опомнившись, встал, уставился в пространство, шумно перевел дыхание, не в силах произнести ни слова. Немолодой уже офицер с седеющими висками стоял, слегка расставив крепкие ноги, туго обтянутые голенищами начищенных сапог, сомкнув губы и выставив вперед подбородок; он ждал каких-то слов, а может быть, просто разрешения выйти из кабинета.