Времена и нравы. Проза писателей провинции Гуандун - [38]

Чэнь Цзэво достал из папки фотографии торговца, снятые во время предварительного слушания. Одна – анфас, вторая – в профиль с левой стороны, третья – с правой стороны, все они сделаны на фоне линейки с указанием роста. Судья Чэнь Цзэво внимательно рассматривал его: торговец Чэнь Цзэво был худым мужчиной с темной кожей, глубокими глазными впадинами и небритым лицом, он не выглядел как сорокалетний мужчина, казалось, что ему уже за шестьдесят. Такие лица были ему хорошо знакомы, ведь это было типичное лицо китайского деревенского жителя, в его родной деревне такие лица были у всех его двоюродных братьев и дядей, и у отца когда-то было такое же лицо. На нем отражались тяготы жизни и бедность, но в то же время железная твердость. Но такое лицо было чужим для судьи Чэнь Цзэво. Глядя на него, он пытался вспомнить годы, когда они были в одной параллели. Торговец Чэнь Цзэво учился в первой группе, сейчас в школах часто формируют такие классы для лучших учеников, и тогда там тоже были собраны ученики с самыми выдающимися результатами. Это был коллектив, который учителя готовили к поступлению в университеты. А нынешний судья Чэнь Цзэво, в то время – Чжао Чэн, если судить по успехам в средней школе, учился несколько хуже и был в третьей, обычной группе. Мама Чжао Чэна потребовала, чтобы ее брат, Чэнь Гэнъинь, перевел сына в первую группу, но тот отказался, сказав, что Чжао Чэн будет отставать от других учеников той группы, чем заставил племянника почувствовать свою неполноценность и подорвал его стремление учиться. Дядя еще говорил, что, чем быть худшим в сильной группе, лучше быть самым лучшим в обычной. Даже пословица такая есть: «Лучше быть головой курицы, чем хвостом феникса». Хотя они учились в разных группах, но в последний год обучения пересекались несколько раз. Нельзя сказать, что их связывали дружеские отношения, но через столько лет Чжао Чэн – ныне судья Чэнь Цзэво – до сих пор помнил настоящего Чэнь Цзэво, симпатичного и молчаливого юношу, помнил все их немногочисленные встречи. Самым ярким воспоминанием была их поездка во время обучения в первом классе старшей школы на районный конкурс сочинений, где они представляли их школу № 1. Они вместе ездили в древний город, в котором проводился конкурс, и ходили смотреть на городскую стену, напоминавшую Великую Китайскую стену. За день до конкурса все ребята из их школы отправились в парк, где развернула свой шатер цирковая труппа, среди участников труппы был мастер цигуна, который во время представления поднимал ведра с водой при помощи век. Ученики увидели рекламное объявление и собрались идти, но одно представление стоило целых два юаня, поэтому Чжао Чэн и Чэнь Цзэво пожалели денег и не пошли. Остальные трое ребят заплатили по два юаня и пошли смотреть представление, а они остались ждать снаружи. Они молча сидели на камнях у озерца. Так прошло двадцать минут, и тут вышли те, кто пошел смотреть на мастера, который может поднять ведра с водой при помощи век. Чэнь Цзэво сказал:

– Время уже не раннее, если надолго задержимся, учитель будет ругаться.

И все пятеро отправились назад. По дороге те, кто смотрел представление, в ярких красках возбужденно рассказывали, насколько удивительный и чудесный цигун показал мастер, поднимавший воду. У выхода из парка они увидели толпу, которая на что-то с интересом взирала. На этот раз платить было не надо, и все пятеро втиснулись в самую гущу народа. Оказалось, что там выступают десятилетний мальчик и девочка, которой на вид было лет семь-восемь. Мальчик взял в правую руку острый нож и воткнул в запястье левой руки, брызнула кровь, по лицу было видно, как ему больно. Девочка достала лекарство в виде порошка, быстро втерла в рану, мальчик вынул нож, и она платком перевязала запястье. Девочка взяла поднос, чтобы зрители клали на него деньги. В одно мгновенье толпа рассосалась, осталось лишь несколько человек. Чжао Чэн с другими учениками собрался уходить, но увидел, что Чэнь Цзэво замер на месте. Чжао Чэн потянул его за руку со словами: «Пойдем!» – но тот внезапно вытащил из кармана пять мао[34] и положил на поднос девочки. В его глазах стояли слезы. На обратном пути он не проронил ни слова. На протяжении многих лет эта картина постоянно всплывала в памяти тогдашнего Чжао Чэна – нынешнего Чэнь Цзэво. За четыре года обучения в университете он бесчисленное количество раз по ночам вспоминал того деревенского Чэнь Цзэво и слезы в его глазах. Учась в магистратуре, он тоже вспоминал Чэнь Цзэво, хотя уже и не помнил, как именно тот выглядел, но помнил его слезы настолько отчетливо, что стоило закрыть глаза, как они тут же вставали перед его мысленным взором. Уже ставший судьей Чэнь Цзэво, глядя на деревенских работников, нет-нет да и вспоминал настоящего Чэнь Цзэво, его смутный образ и слезы в его глазах. Сейчас судья смотрел на фотографию и не видел больше в глазах Чэнь Цзэво слез… В этих глазах была лишь пустота.

Растерянность. Всего лишь растерянность.

Судья Чэнь Цзэво глубоко вздохнул. Он подумал: «Столько лет прошло, сможет ли он узнать меня?» Когда они встретятся в суде, узнает ли он в человеке в величественной судейской мантии, сидящем на месте председателя, своего бывшего знакомого из параллельной группы? И если узнает, то что скажет? Но, возможно, и не узнает. За двадцать лет они оба слишком изменились. Если бы судья Чэнь Цзэво встретил на улице торговца Чэнь Цзэво, то ни за что не признал бы его. «Не сможет он меня узнать», – подумал судья. Но когда он узнает, что председатель носит то же самое имя, разве не зародится у него подозрение?