Времена и люди. Разговор с другом - [276]
Шли годы, Нина старела, со своей пожарной командой она, конечно, давно рассталась, получала пенсию и клеила конверты в какой-то артели. Иногда во время разговора она засыпала, я ждал, курил, проходило пять — десять минут, она просыпалась и сердито спрашивала: «Вы о чем сейчас пишете? О войне? До сих пор все о войне?»
Но этот сонный период кончился в тот день, когда Виктор приехал в Ленинград — после школы его мечтой стала «Дзержинка». Нина открыла окна, уговорила дворничиху ей помочь, и они мыли и скребли комнату целую неделю. Был куплен диван-кровать, и парень был принят на знаменитой петербургской «канаве» с королевскими почестями. Я думаю, что баловство уральского деда ни в какое сравнение не могло идти с тем праздничным расписанием, которое выработала «железная» Нина. Мне была отведена скромная роль гида по памятным местам войны.
Еще прошло пять лет, Виктор окончил «Дзержинку», получил назначение и уехал из Ленинграда, а в Ленинград приехала его сестра, ей только что исполнилось семнадцать, она закончила музыкальный техникум и мечтала о Ленинградской консерватории. Нина была уже слишком стара для устройства праздников, она даже на аэродром не поехала. Я поехал один и ужасно волновался, как мы узнаем друг друга. Потом я сообразил, что это можно сделать через диспетчерскую: Машенька Петровых… простите великодушно, Петровых не ее фамилия, ее фамилия Смирнова…
Когда я выбежал от диспетчера, уже подали трап, и я сразу ее увидел, Машеньку. Тут нечего было раздумывать: это была она, невероятно похожая на мать, на Лену, на ту самую девочку, сестру моего приятеля, которую я знал до войны. Только Машенька была на год, а может быть, и на два старше той довоенной Лены.
Мы поехали к Нине, я побежал покупать полуфабрикаты, что-то мы втроем пробовали сготовить, Нина все расспрашивала о Викторе, а я смотрел на Машеньку и почти ничего не слышал, что она отвечала.
На следующий день я привел Машеньку к маме. Ей надо было готовиться к экзамену, у нее дома рояля не было, и решили, что она будет заниматься у мамы на улице Якубовича. Мама приготовила чай, на столе стояла старая корниловская сахарница и молочник был тоже «братьев Корниловых» — «осколки разбитого вдребезги», как часто у нас шутили.
— Чай потом, — сказала мама. — С чем вы хотите поступать?
Щербатый «Беккер» был открыт, Машенька знакомым консерваторским движением подышала на руки, села за рояль, но стул слишком высок, и я принес из кухни табуретку. Со двора доносились истошные вопли наших знаменитых якубовичских мальчишек, штурмующих фашистскую крепость. Машенька взглянула на меня, на маму, взяла аккорд, и я услышал «Фантазию» Шумана, которую так хорошо помнил с детства.
19
В июле сорок пятого года ленинградцы встречали войска, возвращавшиеся домой с победой. Это был знаменитый гвардейский корпус, протаранивший немецкий «Северный Вал».
Торжественный марш был назначен на 9 июля. 8 июля я приехал в родную дивизию. Артиллерийский полк стоял в небольшой деревеньке недалеко от Гатчины. Сверкали до блеска надраенные, словно растертые махровыми полотенцами тяжелые орудия — они, как и люди, имели свою историю: вот это стреляло прямой наводкой в первый день наступления, а у этого три тяжелых ранения…
В штабе полка вкусно пахло утюгом. Начальник штаба, Александр Иванович Матвеев, в идеально отутюженной гимнастерке и розово выбритый, квасцами смывал след от бритвы. Счастлив же твой бог, Александр Иванович! В январе сорок четвертого командира дивизиона Матвеева полуживого привезли в медсанбат. Страшное ранение — в голову, в живот, пробито легкое, лицо обожжено, а еще годом раньше, под Красным Бором, пулеметной очередью перебило руку, а еще годом раньше едва откопали Матвеева — прямое попадание в землянку… Счастлив же твой бог, Александр Иванович! Пришел на войну девятнадцатилетний лейтенант, только что окончивший Ленинградское артиллерийское училище, в двадцать два года стал начальником штаба гвардейского полка. И вся жизнь еще впереди!
Вся жизнь впереди! Это чувство владело сегодня здесь каждым. Сияли четыреста орденов и тысяча шестьсот медалей. Планки легко можно было купить в военторговских ларьках, но планки в то время не любили и с удовольствием прокалывали шилом дырочки в гимнастерках.
Вдруг я обнаружил, что в полку уйма хорошеньких девушек. Откуда-то появились тонкие чулочки и шевровые сапожки, и обсуждался актуальный вопрос, где достать хорошей пудры, настоящей довоенной ленжетовской. И чем теснее становился день, тем больше слышался этот шепот, настоящий довоенный женский шепот. Дожили! Дошли! Вернулись!
Но среди этих праздничных приготовлений то здесь, то там я слышал имена тех, кто не дожил, не дошел, не вернулся: Яшин, Ларин, Приоров, Загладько, Степан Воронин, Груша, Подлуцкий, Игорь Бойцов…
Меня уговаривали остаться ночевать, но машина была казенная, и я обещал вернуться в тот же день. Завтра увидимся!
На обратном пути мы много петляли. Корпус расположился широко, и всюду появились надписи, строго указующие объезды. Словом, мы предпочли выехать на Московское шоссе и добираться в Ленинград через Пулково.
Новый роман Александра Розена «Прения сторон» посвящен теме нравственного возрождения человека, его призванию и ставит перед читателем целый ряд важных остросовременных проблем.
В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.
Александр Розен — автор многих повестей и рассказов о Советской Армии. Некоторые из них, написанные во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, собраны в настоящей книге. В рассказах А. Розена раскрывается душевная красота советских воинов («Военный врач», «Легенда о пулковском тополе»), их глубокая вера в победу и несокрушимую мощь советского оружия. С большим мастерством автор отобразил совершенствование военного искусства советских офицеров («Фигурная роща»), передал динамику наступательного боя, показал громадную силу боевых традиций советских воинов («Полк продолжает путь»)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.
Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.
Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.
Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.
Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.