Времена и люди. Разговор с другом - [157]

Шрифт
Интервал

Село Медведь. В нем разместилось все управление дивизии, штаб во главе с полковником Виноградовым, старым военным, превосходно знающим свое дело, политотдел, узел связи и все другие важные службы.

Приехал командующий 11-й армией и несколько человек из его штаба. И у командующего, и у штабных лица были черные от усталости. Все они непрерывно находились в боях вот уже двадцать второй день. По сравнению с ними все наши выглядели как из санатория. Когда я через четверть часа снова прошел мимо штабного домика, он выглядел неживым. Все двери и окна были наглухо закрыты. Вопрос, который решался там, был важным вопросом, а вскоре стал наиважнейшим.

За день я много где побывал. Дивизия устроилась на большом квадрате, одна сторона которого была Медведь — Уторгош, противолежащая — Шелонь, с востока протекала Мшага, а западная сторона была обращена к противнику.

Небольшие, в одну улицу, деревушки — Михалкино, Любач, Теребонье… Длинный день начал неспешно темнеть, когда близко от меня заскрипел старыми тормозами газик. Из машины, ни на кого не обращая внимания, выскочил водитель и беспокойно стал осматривать скаты.

— Боюсь, товарищ старший политрук, не доедем!

— Доедем, доедем… — нетерпеливо сказал знакомый глуховатый голос из машины.

Ларин! Я подбежал к машине:

— Вы в полк?

— Садитесь, довезу. С утра наступаем. Все уже решено. Едем, едем!

Водитель, все так же недовольно качая головой и бормоча: «Ох, не надеюсь я на резину», — сел за руль, и мы поскакали.

— На железе едем, товарищ старший политрук!

Ларин ругнулся. Мы стали в большой деревне, светло освещенной заревом близкого пожара. Только в одной избе ярко горела большая керосиновая лампа. Оттуда вышел военный, набрал котелок воды из большой бочки и снова вошел в избу. Ларин нахмурился. Мы зашагали на этот огонек.

Это была изба-читальня. Над крыльцом висел кумачовый призыв, посвященный силосованию. За дверью слышался громкий храп. Ларин еще больше нахмурился, глаза его как-то странно сузились. Он резко рванул дверь.

Просторная комната так была забита людьми, что мы остановились на пороге. На лавках, на стульях и на полу вповалку спали люди. Стол был отодвинут к стене, на которой аккуратно, по линейке висели портреты. За столом, под портретами, сидел человек со шпалой и пил воду из котелка. Когда мы вошли, он поставил котелок на стол и потянулся к нагану.

— Встать, смирно! — крикнул Ларин. — Оружие на стол!

Человек со шпалою встал, вынул из кобуры наган и положил его на стол. Ларин, с трудом расталкивая спящих, подошел к столу, но не успел взять наган, как человек с одной шпалой сказал умоляюще:

— Товарищ старший политрук!

И в ту же минуту один из спящих вскочил и сзади повис на Ларине.

— Греков! Отставить! — Но Ларин уже сбросил его с себя. — Эх, Греков, Греков, что вы наделали, — сказал неизвестный капитан с таким выражением, как будто все могло бы быть хорошо, и подал Ларину наган. — Не бойтесь, товарищ старший политрук, здесь все свои.

— А что мне бояться, — сказал Ларин. — Я на войне.

— Ясно. Я так и думал, что будет вроде этого. Клянусь вам, здесь нет дезертиров. Но мы очень давно не можем к своим пробиться. Вы можете проверить, у меня цел мой партийный билет.

Я был уверен, что Ларин не станет этого делать, но он взял от неизвестного капитана его партбилет, перелистал, словно проверяя уплату партийных взносов.

— Я бы тоже хотел отступать, как вы, при всем параде. Не вышло. Куда теперь?

— Этого я не знаю, товарищ капитан, — сказал Ларин неожиданно весело. — Тут, наверное, какой-нибудь пункт для выходящих есть. А только мы не отступаем. Мы сюда пришли немцев бить. — И он бросил на стол капитанов наган.

— Немцев бить? — раздумчиво протянул капитан. — Не отступать, а наступать? — переспросил он недоверчиво и вдруг гаркнул: — Батальон, строиться!

С поразительной быстротой спящие люди поднялись. Одеты они были в фантастическое рванье, но почти у всех было оружие.

— Товарищ старший политрук, батальон к бою готов, — сказал командир этого батальона. И я увидел в его взгляде надежду.

Позади меня хлопнула дверь — вошел наш водитель и остановился в дверях, не понимая, что здесь происходит. Все молчали. Ларин недолго молчал.

— Считаю, — сказал он, — что воевать вам надо вместе с нами. В этом духе я и доложу командиру дивизии.

Первые залпы наших тяжелых орудий пришлись по видимой цели: по мотоколонне немцев, продвигавшейся вдоль Шелони. Артиллеристы стреляли точно, с наблюдательных пунктов были видны разбитые мотоциклы, машины и три танкетки. Мы и на картинках-то не часто видели такое за эти дни. Немцы, ничего не убирая, двинулись по другой дороге, под прямым углом к первой. По-видимому, они считали, что стрельба русских случайна и потому несерьезна: отступающие части, конечно же, огрызаются, и самое лучшее в таких случаях продолжать наступление. Они были тут же наказаны. Огонь! Огонь! Огонь! Огонь! Как мне хочется еще раз повторить это слово, которое так долго и трудно в нас молчало. Мне кажется, повтори я это слово тысячу раз на тридцати страницах, и читатель будет доволен и, повторяя это слово вместе со мной, переживет тот первый золотой час, когда мы огнем встретили немцев и остановили их на Шелони. Благословенный час! Благословенная река! Меня всегда тянет к тем местам. Есть в Шелони необыкновенное очарование, какое я не встречал больше нигде. Я родился на Неве и люблю ее крупную, океанскую волну, ее торжественное течение, ее внезапные бури. Я много жил на Волге, но довольно раз выйти на нее и недолго постоять на берегу, чтобы сразу почувствовать: Волга — мать. И этим все сказано. Днепр, Дон, Терек — все это гордые имена. Ну, а Шелонь? Что в ней? Ни шириной ей не похвастать, ни глубиной, и течет не бурно. Обыкновенная русская река. Спасибо тебе, Шелонь, за то высокое счастье, которое мы испытали на твоих берегах. Оно было недолгим, но первым. А это навсегда.


Еще от автора Александр Германович Розен
Прения сторон

Новый роман Александра Розена «Прения сторон» посвящен теме нравственного возрождения человека, его призванию и ставит перед читателем целый ряд важных остросовременных проблем.


Почти вся жизнь

В книгу известного ленинградского писателя Александра Розена вошли произведения о мире и войне, о событиях, свидетелем и участником которых был автор.


Полк продолжает путь

Александр Розен — автор многих повестей и рассказов о Советской Армии. Некоторые из них, написанные во время Великой Отечественной войны и в послевоенные годы, собраны в настоящей книге. В рассказах А. Розена раскрывается душевная красота советских воинов («Военный врач», «Легенда о пулковском тополе»), их глубокая вера в победу и несокрушимую мощь советского оружия. С большим мастерством автор отобразил совершенствование военного искусства советских офицеров («Фигурная роща»), передал динамику наступательного боя, показал громадную силу боевых традиций советских воинов («Полк продолжает путь»)


Рекомендуем почитать
Красное зарево над Кладно

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вацлав Гавел. Жизнь в истории

Со времен Макиавелли образ политика в сознании общества ассоциируется с лицемерием, жестокостью и беспринципностью в борьбе за власть и ее сохранение. Пример Вацлава Гавела доказывает, что авторитетным политиком способен быть человек иного типа – интеллектуал, проповедующий нравственное сопротивление злу и «жизнь в правде». Писатель и драматург, Гавел стал лидером бескровной революции, последним президентом Чехословакии и первым независимой Чехии. Следуя формуле своего героя «Нет жизни вне истории и истории вне жизни», Иван Беляев написал биографию Гавела, каждое событие в жизни которого вплетено в культурный и политический контекст всего XX столетия.


...Азорские острова

Народный артист СССР Герой Социалистического Труда Борис Петрович Чирков рассказывает о детстве в провинциальном Нолинске, о годах учебы в Ленинградском институте сценических искусств, о своем актерском становлении и совершенствовании, о многочисленных и разнообразных ролях, сыгранных на театральной сцене и в кино. Интересные главы посвящены истории создания таких фильмов, как трилогия о Максиме и «Учитель». За рассказами об актерской и общественной деятельности автора, за его размышлениями о жизни, об искусстве проступают характерные черты времени — от дореволюционных лет до наших дней. Первое издание было тепло встречено читателями и прессой.


В коммандо

Дневник участника англо-бурской войны, показывающий ее изнанку – трудности, лишения, страдания народа.


Саладин, благородный герой ислама

Саладин (1138–1193) — едва ли не самый известный и почитаемый персонаж мусульманского мира, фигура культовая и легендарная. Он появился на исторической сцене в критический момент для Ближнего Востока, когда за владычество боролись мусульмане и пришлые христиане — крестоносцы из Западной Европы. Мелкий курдский военачальник, Саладин стал правителем Египта, Дамаска, Мосула, Алеппо, объединив под своей властью раздробленный до того времени исламский Ближний Восток. Он начал войну против крестоносцев, отбил у них священный город Иерусалим и с доблестью сражался с отважнейшим рыцарем Запада — английским королем Ричардом Львиное Сердце.


Счастливая ты, Таня!

Автору этих воспоминаний пришлось многое пережить — ее отца, заместителя наркома пищевой промышленности, расстреляли в 1938-м, мать сослали, братья погибли на фронте… В 1978 году она встретилась с писателем Анатолием Рыбаковым. В книге рассказывается о том, как они вместе работали над его романами, как в течение 21 года издательства не решались опубликовать его «Детей Арбата», как приняли потом эту книгу во всем мире.