— Кто, кто? — спросила она шепотом.
— Ну и пугливая же вы, Тамара Борисовна… — весело сказал незнакомый голос, и в ту же минуту зажужжал ручной фонарик.
— Господи боже мой, товарищ Кирпичников!
— Нервочки, нервочки, Тамара Борисовна!.. — Он поднял сумочку и протянул ее Тамаре.
— Что, разве учение отменили?
— Нервочки, нервочки, — повторил Кирпичников. — Как это «отменили учение»?
— Но ведь Иван Алексеевич там!
— Да он-то там, да я-то не к нему. Я, Тамара Борисовна, целый вечер вас поджидал.
— Меня?..
— Так точно. Зашел в восемь — никого. Зашел в девять — опять никого. Я уж и беспокоиться стал. Сейчас время, конечно, позднее, но я думаю — это ничего. А впрочем, все это больше ради вас самой.
Тамара открыла дверь.
— Пожалуйста, товарищ Кирпичников, заходите. Вот сюда можно шинель повесить. Все никак не соберемся вешалку купить. Вот на гвоздичек вешайте.
— Ничего, ничего. У меня для таких случаев самообслуживание. — Он вынул из внутреннего кармана шинели складную распялку. — В Пассаже купил, рекомендую.
Тамара тоже сняла пальто.
— Садитесь, пожалуйста…
— С удовольствием, — непринужденно ответил Кирпичников. — Чуть ли не весь вечер на ногах, с удовольствием…
Он сел, бросил на стол папиросы и спички и жестом пригласил Тамару сесть.
Тамара села на стул, или, вернее сказать, на краешек стула.
— Плохо выглядите, Тамара Борисовна, — сказал Кирпичников, постучав папиросой о коробку и закуривая. — В Ленинграде были?
— Да… в Ленинграде.
— Ясно, намучились. Движение большое: вторая столица; сильно развитая промышленность, ну и культурные учреждения, конечно… У тетушки были?
— У тетушки? — удивленно переспросила Тамара. — Вы почему знаете?
— Чего бы мы, политработники, стоили, если бы ничего не знали, — сказал Кирпичников, улыбнувшись. — Не только знаю, но и знаком.
— Вы?..
— Я, Тамара Борисовна. Не очень знаком, но знаком. Так сказать, познакомились. Вот я и пришел к вам как старший товарищ к младшему. Пришел оказать помощь.
— Я вас не понимаю, товарищ Кирпичников…
В голове у нее была такая сумятица, что ей и в самом деле никак не удавалось понять, чего же он от нее хочет.
Но Кирпичников был терпелив.
— Хорошо, я поясню вам, — сказал он. — Вовремя вмешаться — значит помочь. Дело в том, что в политотдел нашего подразделения поступило заявление гражданки Назаровой Александры Глебовны о недостойном поведении коммуниста Федорова в отношении своей жены.
— Но я ей ничего не говорила… — пролепетала Тамара.
— То есть как это не говорили? — кажется, даже обиделся Кирпичников. — Внесем ясность. Я к вашей тетушке не ходил. Она сама ко мне пришла. Да что вы так волнуетесь, просто непонятно… Мы можем вам помочь, и мы вам действительно поможем…
— Ничего я такого не говорила, ничего… — повторяла Тамара.
Ей было ужасно стыдно, что этот посторонний человек разговаривает с ней об Иване Алексеевиче и об их отношениях, да еще, видимо, осуждает. «Ох, боже мой, эта дура тетка. И зачем только я с ней откровенничала!..»
— Все это неправда, — добавила она торопливо.
Кирпичников внимательно на нее посмотрел.
— Вы со мной неоткровенны, Тамара Борисовна, — сказал он, прикуривая новую папиросу от старой. — А следует, я бы даже сказал, рекомендуется быть откровенной. Что ж, я могу немного подождать, пока вы соберетесь с мыслями.
Они встретились взглядами. «Да, от такого пощады не жди», — подумала она. Но страх за Ивана Алексеевича, страх за все то, что ему придется пережить благодаря ее глупости (она сейчас ругала только себя), — этот страх был сильнее всего. Не раз в своей жизни Тамара встречалась с жестокостью и почти всегда отступала. Но сейчас она вся внутренне подобралась, готовая к схватке.
— Тут и ждать нечего, товарищ Кирпичников, — сказала она. — Ничего не было. Живем мы с Иваном Алексеевичем хорошо. Лучше и не надо, — сказала она, подумав.
— Так, так. Значит, помирились? — спросил Кирпичников, по-видимому не замечая этой готовности Тамары самой все перетерпеть и перестрадать. — Очень хорошо, понимаю — помирились, но вот мы с этим делом помириться не можем. С высказываниями рядовых людей надо считаться. Вы согласитесь, что тетушка ваша производит вполне положительное впечатление, труженица, работник коммунального хозяйства. Мы бы вполне могли принять меры и по устному ее заявлению. Просто хотелось установить вместе с вами некоторую последовательность, уточнить факты…
— Какие факты? Зачем врать? — не выдержав, крикнула Тамара. — Как раз фактов-то никаких и нет!
Кирпичников еще раз внимательно взглянул на нее:
— Факты! Ну, факты мы вам дадим. — Щурясь, он смотрел на нее, словно раздумывая, время или не время браться за самое острое оружие. — Скажите, Тамара Борисовна, известно вам такое имя, — он вынул блокнот и быстро перелистал, — Вязникова Екатерина Григорьевна?
Он сразу же уловил выражение Тамариного лица и сейчас был похож на удачливого фотографа.
«Что ему ответить? — думала в эту минуту Тамара. — Знаю или не знаю? Знаю или не знаю?..»
— Да, конечно, я знакома с Екатериной Григорьевной, — сказала Тамара, слыша свой голос откуда-то издалека.
— И что же? — спросил Кирпичников. — Тоже… помирились?