Времена и люди - [110]

Шрифт
Интервал

— Не было бы мне так паршиво, — прервал его Сивриев, — если бы против меня выступил председатель сельсовета, Гаврил. Я часто чуть ли не орал на него из-за его инертности, безразличия. Но от тебя не ожидал.

— Гаврил не так туп, как кажется. Он сразу главное схватил: если решат так, как предлагает начальство округа, то основная тяжесть по организации частного производства овощей ляжет на совет, то есть на него. А он, как и я, вкалывать не любит. Только и слышишь: работа, ах, работа! Она главное в жизни. Да она, с нами или без нас, все равно будет делаться. И жизнь тоже, с нами или без нас, будет идти дальше, коли есть такие люди, как Тодор Сивриев. Так что не думай, что Гаврил стал тебе верным другом. Он, как и я, сначала все просчитал, да вот только черная кошка ему дорогу перебежала.

— А бай Тишо? На чью сторону встал бы он?

— Бай Тишо! Он бы встал на ту сторону, чьи доводы сильнее. Короче, принял бы без угрызений совести линию руководства. Но если бы ему было разъяснено, что это, как ты сказал, шаг назад от завоеванных позиций в преобразовании сознания нашего крестьянина… Если бы он был убежден, что подобная мера чернит пройденный двадцатилетний путь, тоже ты сказал, то тогда он непременно стоял бы за второе предложение, то есть за твое.

Он внимательно слушал своего помощника и думал, как точно и малым количеством слов передал он суть. В уме ему не откажешь. Жалко, что такой ум на ерунду распыляется… Вот и сейчас, как два часа назад на совещании, думает только о своей свободе. Ему, видите ли, важно иметь время! А зачем? По чужим квартирам таскаться? Его не интересует, ценой чего добыто оно, его свободное время.

Симо поднял голову и уставился ему в глаза.

— Сказать тебе, почему ты против частного хозяйства?

— Я сам уже говорил.

— Да, слышал. Общественное сознание, воспитание в коммунистическом духе…

— Насмешки тут неуместны.

— Мы вдвоем, можно и начистоту. Эффектный тезис о новом общественном сознании нынешнего крестьянина тебе был необходим лишь как твердая опора.

— А я и не знал.

— Выслушай до конца. Да, этот тезис, безусловно, входил в твои расчеты, но главное в другом. И я знаю — в чем.

— Просвети и меня.

— Вернее, два главных момента. Будем! — Он поднял рюмку, выпил. — Первый. Их предложение — мера временная, даже не мера, а полумера, и она не в состоянии поправить положение дел. Это очевидно.

— Если очевидно, значит, ты согласен…

— Нет, не согласен. Я предпочитаю их позицию, и объяснил тебе — почему. Второй момент — более важный. При новом положении вещей общественное хозяйство, то есть  т в о е  хозяйство, перестает быть единственной производительной силой, а отсюда и твоя сила ослабеет. Вот чего ты боишься. Независимо от побуждений, которые тобой руководили, по существу твоя позиция более верная.

Он подумал: прервать его или подождать, посмотреть, до чего дойдет в своем инакомыслии его первый помощник.

— Не хочу пророчествовать, предрекать, — продолжал Голубов, — и времена не те, и нравы, но знаю и даже убежден, что в другое время, в других условиях из тебя непременно получился бы самый беззастенчивый кожедер-миллиардер. А? Сильно сказано? По крайней мере точно. Ты не можешь довольствоваться малым. Твой девиз: сегодня больше, чем вчера, завтра больше, чем сегодня.

— Ты пьян, две рюмки выпил — и готов.

— Пьян, не пьян — какая разница? Вся твоя работа воистину сводится к одному: сегодня больше, чем вчера, завтра больше, чем сегодня. И тебя не интересует, во имя чего, для чего. Главное — чтобы было много, побольше.

— Хватит.

Тодор заплатил и вышел.

Зашел домой предупредить, что задержится, и тяжело, устало зашагал к административному зданию. Подходя к нему, услышал, как распевает уборщица. Цыкнул на нее и послал за Филиппом. Очень скоро в коридоре послышалось постукивание палкой по полу. Лицо Филиппа приобрело некую утонченность, а шея, короткая и толстая, похудела и вроде бы даже удлинилась. В первый момент показалось, что это вовсе и не Филипп, упорный, настойчивый молодой человек, и подумалось, что не стоит порох на него тратить. И все же задал свой вопрос: частное производство или увеличение общественного?

Филипп ответил без заминки, словно ответ был приготовлен заранее:

— Будет трудно, но, по моему мнению, именно кооперативы должны стать поставщиками. Иначе мы только внесем путаницу в сознание людей.

— Каких людей?

— Крестьян.

— Какую такую путаницу? — Он хотел испытать его до конца.

— Как сказать?.. Ведь они уже столько лет живут по-новому. Зачем же им напоминать старое? Потом опять придется все начинать сначала. Не совсем сначала, но все же…

— Не так-то быстро меняется человек, как кажется. — Его все еще не покидало сомнение, ответы парня казались просто заученными цитатами.

— Есть в селе один человек, возчик при огородах, бай Иван. — Парень хотел, очевидно, подкрепить свой ответ примером. — Самый обыкновенный человек, умом бог не обидел, но вообще-то простой крестьянин, тихий, спокойный, сущий муравей. Так он говорит мне однажды: «Эх, Фильо, жить-то только еще начали по-человечески. Раньше знаешь как было? Да откуда тебе знать? Тебя тогда и на свете-то не было. С утра до вечера, да и по ночам тоже! И думаешь, что сытее были? Нет. Масса народу голодало… Эх, начаться бы пораньше кооперативам». Вот как сказал мне бай Иван. А теперь мы должны зародить в нем сомнение? Зачем?


Рекомендуем почитать
Правила склонения личных местоимений

История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.


Прерванное молчание

Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…


Сигнальный экземпляр

Строгая школьная дисциплина, райский остров в постапокалиптическом мире, представления о жизни после смерти, поезд, способный доставить вас в любую точку мира за считанные секунды, вполне безобидный с виду отбеливатель, сборник рассказов теряющей популярность писательницы — на самом деле всё это совсем не то, чем кажется на первый взгляд…


Opus marginum

Книга Тимура Бикбулатова «Opus marginum» содержит тексты, дефинируемые как «метафорический нарратив». «Все, что натекстовано в этой сумбурной брошюрке, писалось кусками, рывками, без помарок и обдумывания. На пресс-конференциях в правительстве и научных библиотеках, в алкогольных притонах и наркоклиниках, на художественных вернисажах и в ночных вагонах электричек. Это не сборник и не альбом, это стенограмма стенаний без шумоподавления и корректуры. Чтобы было, чтобы не забыть, не потерять…».


Звездная девочка

В жизни шестнадцатилетнего Лео Борлока не было ничего интересного, пока он не встретил в школьной столовой новенькую. Девчонка оказалась со странностями. Она называет себя Старгерл, носит причудливые наряды, играет на гавайской гитаре, смеется, когда никто не шутит, танцует без музыки и повсюду таскает в сумке ручную крысу. Лео оказался в безвыходной ситуации – эта необычная девчонка перевернет с ног на голову его ничем не примечательную жизнь и создаст кучу проблем. Конечно же, он не собирался с ней дружить.


Абсолютно ненормально

У Иззи О`Нилл нет родителей, дорогой одежды, денег на колледж… Зато есть любимая бабушка, двое лучших друзей и непревзойденное чувство юмора. Что еще нужно для счастья? Стать сценаристом! Отправляя свою работу на конкурс молодых писателей, Иззи даже не догадывается, что в скором времени одноклассники превратят ее жизнь в плохое шоу из-за откровенных фотографий, которые сначала разлетятся по школе, а потом и по всей стране. Иззи не сдается: юмор выручает и здесь. Но с каждым днем ситуация усугубляется.