Времена - [84]

– Я не могу справиться с бутылкой, – признался он мне однажды. – Когда я её выпиваю, возникает состояние тревожной неудовлетворённости.

И тут меня удивляет парадокс его психологии. Когда бутылка есть – состояние надёжности и удовлетворённости. Смысл жизни есть, пока она ещё не выпита. Когда же она пуста, то мозг будоражит мысль, что будет дальше? Где добыть денег? Как скоро это удастся? В этом состоянии алкоголик зол, и ты становишься для него только средством. Поразительно, но в моей голове проясняется истина, что трезво и разумно алкоголик может рассуждать только, когда уже выпил. До того вся изворотливость ума направлена и сконцентрирована на одном: бутылка. В этом состоянии он всегда просил у меня денег.

Когда он убедился, что срабатывает его просьба относительно мелочи, то с серьёзной миной попросил одолжить ему 5 евро. Для убедительности сослался на то, что завтра ему на счёт будут переведены деньги по безработице. Я предложил ему бутылку, но он настойчиво хотел только деньги. А через неделю я спросил:

– У тебя есть деньги. Должок помнишь? – и к моему удивлению он спокойно достаёт кошелёк и извлекает для меня пять евро. Для алкоголика отдать долг?! Но у него ведь есть деньги, и он спокоен за отрезок времени, когда он ещё в состоянии купить себе бутылку. Однако, я больше склонен думать, что это его поведение следствие человеческого достоинства бомжа. Люди могут думать о них что угодно, они же не забывают о своём человеческом достоинстве. Если вы хотите установить с ними связь, то начните именно с этой стороны.

Наверно с Маркусом у меня из-за такого рода ошибки и не получилось.

16 марта. Хочу сварить ему овсянку и принести кофе. Но, когда проверил на месте ли он, его не было. Вещи под скамьёй. Вот уже два дня, после встречи, когда я его подкормил, не нахожу его на месте поутру. Вещи всё на том же месте. Их обычно прячут под кустом. В Германии все знают, когда их видят, чьи они, и никогда не тронут. А сегодня 18 марта мороз вернулся, к тому же удручающе арктический ветер продувает одежду. В последующие дни вещи исчезли. Значит он нашёл лучшее убежище.

Наконец он появился. Я спросил, где его вещи. Говорит – украли. Пытался разговорить, спросил о его фамилии. Говорит: Маркус. Маркус твоё имя, а как твоя фамилия? Отвечает: это всё равно. То есть уже чувствует и врастает в свою безличность. Денег у него нет. Есть какая-то пенсия и попечительница, потому что таких назначают при недееспособности. Но она не даёт ему никаких денег.

– Ты просишь милостыню? В метро, в поезде?

– Да.

– Ну и? Пожимает плечами.

– Почему не продаёшь газету «Мотц»? (Газета уличных бродяг. Название включает в себя слово Mob, т. е. сброд, чернь. Стоит 1 евро 20 цент. 80 центов от продажи идёт продавцу, но он должен сначала выкупить эту пачку газет).

– Там полно желающих. Не пробиться.

– Тебе ведь кто-то помогает из прохожих, – закидываю удочку.

– Нет, только ты.

Это плохо: он не коммуникабелен.

Я осуществляю своё намерение: приношу ему овсянку и кофе. Овсянку есть отказался, не ест солёного. Попробовал ложку, говорит желудок не принимает. Позже я выяснил, что ест он раз в день, а, поскольку без зубов, преимущественно мягкие фрукты, например, бананы. Кофе пил с удовольствием, оно возвращало его с того света в существующую пока и для него реальность. Но очень подозрителен. Даже к какому-то осадку в стакане кофе.

Другой раз принёс плитку шоколада и дал ему два евро. Думал, купит себе поесть и никак не мог понять, почему у него нет аппетита. В конце концов он признаётся: есть зависимость. Это меняет тактику. Теперь понятно, почему он очень мало ест. Где достаёт, я уже не спрашиваю. Наступает лето и всё повторяется. Он спит на скамье. Тихонько позвал. На мой голос реагирует, узнаёт, наверно, уже подсознательно, сквозь сон.

– Маркус, возьми банан.

– Нет. У меня никакого голода.

– Но ты ведь совсем не ешь. Наверно, хочешь марихуану.

– Её тоже нет.

Я лукавлю:

– Пойди в аптеку, может быть они дадут тебе дозу.

– Нет, не дадут.

– Но за марихуану надо платить. Сколько тебе надо её в день?

Отвечает:

– Два грамма.

Оживляется, в глазах появляется надежда и просит опять два евро.

Я решил отказать. Не мне же поощрять наркоманию.

– Маркус, сейчас лето, и ты, может быть, его ещё переживёшь. Но придёт зима, ты истощён. Что же с тобой будет? Ведь умрёшь! Ты совсем потерял волю. Я прошу тебя, возьми банан. Сейчас ты есть не хочешь, может быть попозже?

Нехотя берёт банан и втыкает его в расщелину скамьи. Я ухожу. Он снова погружается в сон. Вокруг разбросанные пакеты разных напитков, преимущественно дешёвых порошковых соков. На этой скамье он живёт уже несколько дней. Значит скоро снова исчезнет.

Когда входишь в историю жизни человека, привыкаешь к нему, и он становится какой-то твоей частью. А история 43 летнего Маркуса, если профильтровать выдавленные из него рассказы, такова.

По профессии он флорист, красивая и мирная профессия. Ценил искусство. Например, он владел двумя оригинальными картинами Густава Климта. Неплохо зарабатывал, так как платил за квартиру, которую снимал в берлинском районе Штеглиц, 1300 евро. Это дорогая квартира, не менее трёх четырёх комнат. Иногда в его скупых ответах на мои настойчивые вопросы прорывались картины прошлой и, оказывается, такой простой, такой хорошей здоровой жизни. Тогда нечто подобное сладкой гримасы появлялось у него на лице. Но как-то попутал чёрт добровольцем воевать в бывшей Югославии, где он получил серьёзные ранения.