Вредная привычка жить - [11]

    – А может, он встал и ушел?

    От Солькиных предположений голова моя пошла кругом. И это учительница ботаники!

    – Где Альжбетка? – спросила я.

    – У меня, сидит на стуле и рыдает.

    – Так, – сказала я, – до вечера оставаться всем на своих местах. Славик пилит?

    – Нет, не пилит, он оставил мне ключи и уехал поднимать целину.

    – Далеко уехал?

    – Огород бабке своей копать в деревню.

    – Это хорошо, это правильно, – сказала я, – старшим надо помогать. Сидите и ждите меня, буду вечером.

    – А если милиция, а если о чем-то спросят? – запаниковала Солька.

    – Никого не впускать, никого не выпускать, вас вообще нет дома, сидите как мыши. У Альжбетки остались какие-нибудь вещи этого покорителя длинноногих красавиц?

    Солька отстранила трубку и стала перешептываться с Альжбеткой.

    – Барсетка и куртка, – объявила она через минуту.

    – Незачем этому барахлу лежать у Альжбетки, тащи ко мне, спрячь под ванну.

    Я положила трубку и впала в глубокую задумчивость, из которой меня вывела Любовь Григорьевна.

    – Аня, это все надо напечатать к четвергу.

    – А к среде можно?

    – Не поняла? – очки поползли вниз.

    – К среде можно напечатать?

    – И ко вторнику можно, – растерялась Любовь Григорьевна, – но торопиться совсем не обязательно.

    – Очень даже обязательно, – сказала я, – потому что я, знаете ли, решила стать у вас самым лучшим сотрудником.

    – Ты?! – изумилась тоненькая женщина и затряслась всем телом не то от смеха, не то от нервов.

    – Я!

    Как только она ушла, я стала нервно печатать. Когда я нервничаю, у меня скорость ударов увеличивается втрое, я с трудом могу себя остановить. Напечатав кучу бумаг досрочно, я их тут же отнесла в кабинет Любови Григорьевны.

    – Зачем же было так торопиться? – занервничала бедняжка.

    – Хочу пораньше уйти с работы.

    – Это тебе надо отпрашиваться сначала у Валентина Петровича.

    – А если он отпустит?

    – Тогда и ко мне, тоже отпрашиваться.

    – А нельзя ли сократить затрачиваемый труд и уже сейчас отпроситься у вас, конечно, на тот случай, если господин Селезнев будет так любезен, что отпустит меня?

    – Я что-то запуталась, – поправляя очки, нервно сказала Любовь Григорьевна, – иди к Селезневу, пусть он решит.

    Я не пошла к Селезневу: я решила ждать известий от Сольки.

    Она позвонила еще через час.

    – Что? – спросила я замогильным голосом.

    – Они внесли уже почти все вещи, мы с Альжбеткой дежурим у окна.

    – Вы там не высовывайтесь!

    – Ты что, мы смотрим в дырку в шторке, хорошо, что я ее не зашила.

    – Ты всегда была очень дальновидной. Так говоришь, все внесли?

    – Осталось немного из мебели.

    – Панику не поднимали?

    – Кто?

    – Они.

    – Нет, все нормально у них вроде.

    – А отчего бы им грустить, – сказала я, – запах в квартире приятный…

    – Прекрати сейчас же, ты там, а мы здесь, – заворчала Солька, – мы тут как на вулкане!

    – Какие они из себя, эти соседи?

    – Она маленькая, толстенькая, с красными губами, а он худой – так, ничего особенного.

    – Пеки пирог, – сказала я.

    – Зачем?

    – Вечером пойдем знакомиться, мы же соседи, причем соседи добрые и чуткие, так что пеки пирог.

    – Ты уверена?

    – Абсолютно.

    В приемную зашел волшебный мужчина Борис Александрович. Расскажу подробно, что в нем было волшебного. Он меня так волшебно раздражал, так магически нервировал, что я превращалась в ведьму и уже мечтала о шабаше на Лысой горе, где Семенов Борис Александрович, великий и могучий начальник планового отдела, сгорел бы на костре от моей спички, и, поверьте, никакие угрызения совести меня бы не беспокоили.

    – Мне Селезнева.

    – Занят.

    Я в кино видела, как говорят это чудесное слово «занят» – четко и без всяких там улыбочек.

    – Мне он нужен срочно.

    – Не выйдет.

    – Почему?

    – Занят, – так же упорно повторила я.

    Не обращая на меня внимания, Семенов пошел к двери, дернул ее на себя и вошел в кабинет. Я решила, что никогда не буду такой секретаршей, которая влетает вместе с непослушным пронырой в кабинет начальника и кричит: «Помогите, спасите, он меня не слушается!» – нет, я отомщу! Просто отомщу.

    Борис Александрович вышел через минуту, это говорило о том, что его не приняли, он был зол и явно нарывался на скандал.

    – Чаю хотите? – спросила я, протягивая ему кружечку ароматного зеленого чая.

    Семенов резко взял кружку, капли пролились на ковер, отхлебнул, через секунду скукожился и спросил:

    – Что это? Яд?

    – Нет, – захлопала я ресницами, – зеленый чай «Глаз дракона», очень способствует пищеварению, благоприятно действует на почки, и не будем забывать о потенции, в вашем возрасте уже нельзя забывать о ней…

    Борис Александрович плюнул прямо в чашку и развернулся, чтобы уйти.

    – Я забыла вам сказать, о путник, о странник! Моя бабка была ведьмой, и я, как ее потомок, унаследовала от нее много чего хорошего, а главное, плохого. Никогда не плюйте в воду, иначе все белое в вашей жизни станет зеленой тиной…

    Борис Александрович пристрелил меня взглядом, повесил на реях, расчленил, сжег на костре и бросил на съедение к диким зверям в клетку…