Вредитель Витька Черенок. Тайна желтой бутылки - [14]
Саша вбежала в большую комнату, отмахнула длинную тюлевую занавесь, преграждавшую вход на балкон, и застыла, крайне удивленная, С Витькиного балкона свисал шнурок от колокольчика. Неужели Витька оборвал? Конечно! Теперь звонок ему стал мешать! Э, нет, такой номер не пройдет!
Саша вышла на лестничную площадку и громко постучала в дверь пятьдесят седьмой квартиры. Щелкнул замок, и показалось озабоченное Витькино лицо.
— Это ты? — сказал он. — А я думал…
— Милиционер?.. Нет, это я.
— Ну, а чего тебе надо? — Витька продолжал стоять в дверях и, похоже, совсем не собирался пустить ее в переднюю.
— У вас собака там живет? — сказала Саша, кивнув на полутемную переднюю.
— Какая еще собака?
— Очень злая. Ты боишься, чтобы она не покусала меня, да? Потому и не пускаешь, да?
Под таким напором Витька окончательно стушевался. Посторонившись, он пропустил ее в дверь.
— Так, — проговорила Саша и пристально посмотрела на Черенкова. — Значит, колокольчик тебе стал мешать? Оборвал!
— Я? Оборвал? — Витька плохо разыграл удивление.
— Нет, я! Взяла и сама оборвала. Так, по-твоему? Черенок! Ты хочешь, чтобы на совете отряда я рассказала о всех твоих проделках? Или не хочешь?
Витька хмуро молчал.
— Скажи спасибо, что я в тот раз промолчала. Послушали бы ребята и Лидия Гавриловна, как ты, вместо того чтобы делать уроки, плевался в меня хлебом!..
— Витюнь! — неожиданно послышался из комнаты старческий, как скрип немазаной двери, голос. — Этктой-т к нам пришел?.. Витюнь!
Черенок сунул голову в дверную щель и закричал:
— Ко мне это! Ко мне! — Потом взял Сашу за руку и потянул в другую комнату. — Идем скорей, а то привяжется.
Однако маневр его не удался. Не успела Саша оглядеть комнату, куда затащил ее Черенок, как вошла — Саше показалось, не вошла, а вползла — совсем старая, почти пополам согнутая старуха. Лицо ее было изрыто глубокими морщинами, а вот глаза смотрели удивительно живо и как-то даже молодо.
— Ай! Да этоткель ты взялася такая? — скрипуче заговорила старуха и затрясла головой. — Да какая пригожая. Ну, чистая красавица писаная! И глазыньки у тебя ясные. И волосенки, что куделька чесаная! Да откель ты така, девонька?
— Я рядом, бабушка, живу, — покраснев от таких неожиданных и никогда не слыханных похвал, ответила Саша.
— Громче надо, — сказал Витька. — Глухая. — И он закричал ей почти в самое ухо: — Это соседка наша, Саша. В одном классе учимся. Пришла уроки делать. Ты, баб, иди к себе. Не мешай нам!
— И ладно, и ладно. Пойду, — не без сожаления согласилась старушка. И в дверях добавила, вновь удивляя Сашу молодой живостью глаз: — Наука, знамо! Не шутейное дело!
— Ей сколько же лет? — спросила Саша. — Сто?
— Ты скажешь! Девяносто четыре. Скучает. Года три уже не выходит на улицу. Кого нового увидит — радуется. А конфеты любит!..
Саша и сама бы охотно поговорила о старушке, но вдруг увидела велосипед на полу. Одно колесо было снято, и рядом валялась камера.
— Это так ты уроки делаешь? — нахмурив пушистые брови, спросила она.
— Починить-то надо. — Витька пнул ногой колесо. — Была хорошая камера. Все лето катался. Никто не протыкал ее. А теперь сам не пойму, воздух почему-то не держит… Вот заклеить надо…
Саша ничего не хотела слушать.
— Ты про камеру мне не рассказывай. Лучше убирай поскорее свое хозяйство и садись за уроки. Уверена: ведь ничегошеньки еще не делал.
— Так посмотри, какая погода. Сейчас на велике погонять — самая красота!
— Черенок! — возмутилась Саша. — Я сама до смерти хочу гулять. Но не пойду. Принципиально. Сяду вот на этот стул и буду сидеть. А ты будешь делать уроки!.. О, мамочки! И надо же было им взвалить на меня такое поручение! Но я выговор за тебя получать не хочу! Заставлю! Будешь делать сейчас же уроки…
И пришлось Саше чуть ли не до самого ухода в школу проторчать возле Черенка. Разве до гулянья тут было!
И Витька от нее вспотел. То, оказывается, цифры пишет не точно одну под другой, то вопрос к задачке неправильно ставит, то ей не нравится, как он читает. С выражением, видишь ли, надо! Про осадки заставила два раза прочитать. А чего тут читать! Дураку ясно: когда снег идет, когда дождь…
Захлопнул наконец Витька учебник, и Саша с облегчением вздохнула. Будто на крутую гору взобралась.
— Просиживать каждый день твои стулья у меня нет никакого желания, — сказала она. — Иди на балкон и снова привяжи колокольчик. Сделай, как было. Ведь сам предложил. Не я. И между прочим, хорошо придумал. Удобно. Так что иди и привязывай.
Бульдозерист
Вчера Митя Ёлкин спросил: «Ну, как дела идут? Была у его отца с матерью?» Саша ответила, что к родителям не ходила, а дела понемногу идут. И Лидию Гавриловну обнадежила: хоть и трудно, мол, с Черенковым, но все-таки постепенно привыкает он, сдается…
Сдается! Привыкает! Сегодня с утра Саша чуть сама веревку не оборвала. Не выходит Витька, и все! Сколько раз принималась звонить — никакого ответа.
Просто неудобно уже: посторонние обращают внимание. А женщины с марлевыми повязками на лицах — они закутывали розовой стеклянной ватой трубы, уложенные в канаве по дну бетонного тоннеля, — так те даже смеяться стали, когда Саша в последний раз дергала за веревку.
