Врата времени - [28]

Однако подвиг ирландца все же заставил жандармов забыть о девушке. После долгих споров они пинками подняли пленных и погнали их к только что подъехавшему грузовику. Все десять часов езды в открытом кузове их не кормили, не дали ни глотка воды. Было у позднее утро, когда грузовик остановился на плацу какого-то военного лагеря. Под окрики и тычки пленных загнали в барак, выставив у запертых дверей охрану. Ближе к вечеру один из часовых притащил ведро с водой, несколько ломтей черствого хлеба и миску вонючего супа, в котором плавало несколько хрящей.

Пришла ночь, а с ней — комары, мучившие людей до рассвета, когда начались допросы. Офицер, говоривший на блодландском и языке Хотинохсониха, допрашивал пленных несколько часов подряд, не прерываясь ни на минуту. Многократно повторенный рассказ привел его в странное, близкое к панике состояние. Была вызвана охрана, Илмику увели; остальных отправили обратно в барак и снова заперли.

Ту Хокс спросил у Хэррота, что тот думает об их дальнейшей судьбе. Распухшие губы, не скрывающие обломков выбитых зубов, искривились. Ту Хоксу стоило немалого труда разобрать невнятный ответ:

— Если бы Итскапинтик оставался нейтральным, нам помогли бы и принесли всяческие извинения. Но теперь... Лучшее, на что мы можем рассчитывать, — жизнь в рабстве. Девушку, вероятно, отдадут старшему офицеру, а когда она поднадоест ему, то пойдет солдатам. Одни знают, что будет потом. Но она из благородного блодландского рода и наверняка при первой же возможности покончит с собой.

Ситуация была ясна, но Ту Хокс, сам не зная почему, чувствовал, что еще не все потеряно. Интуиция не обманула: через два дня его и Куазинда привели в комендатуру, где Ту Хокс увидел Илмику Хэскерл, допрашивавшего их итскапинтикского офицера и некоего перкунианца, облаченного в красно-белый мундир с золотыми эполетами, сплошь увешанный орденами. С Илмикой эти дни обращались неплохо — ей дали возможность помыться и одели в женское платье, однако она казалась такой подавленной и отрешенной, что перкунианцу приходилось по нескольку раз повторять обращенные к ней вопросы.

Все это могло означать только одно: секретная служба Перкунии, получив информацию о захваченных беглецах, быстро сориентировалась и через правительственные каналы затребовала выдачи Ту Хокса.

Уже потом он узнал, почему вместе с ним оказались Илмика и Куазинд. У Илмики было множество родственников в весьма влиятельных кругах и благородных семействах Перкунии, а Куазинда по ошибке приняли за О’Брайена. Ошибка эта рано или поздно должна была открыться, но сейчас всех троих отправили в Комай, столицу Перкунии. Об остальных своих спутниках-блодландцах Ту Хокс никогда больше не слышал; скорее всего они так и сгинули где-то в клоаке какого-нибудь трудового лагеря.

Для себя самого он не ждал ничего хорошего и сильно сомневался, что ему понравится то, что преподнесет судьба в Комае, но все же почувствовал облегчение, когда граница Итскапинтика осталась позади.

Вагон, в котором их везли, был, по местным меркам, высшего класса. Ту Хоксу и Куазинду отвели целое купе; их прекрасно кормили, давали сколько угодно вина и пива, даже предоставили в единоличное распоряжение небольшую душевую. Возможность пользоваться давно забытыми благами цивилизации почти примирила с толстыми прутьями решеток на окнах вагона и вооруженными охранниками в тамбурах. Специально выделенный для сопровождения офицер, хилиархос (полковник, как прикинул Ту Хокс) по имени Вилкис, не отходил от них ни на шаг и дважды в день учил Ту Хокса азам перкунианского языка.

Илмика почти не выходила из своего купе. Изредка сталкиваясь с ним в коридоре, она избегала любых раз- воров. Он поневоле стал свидетелем ее унижения, но замкнутость выражала не просто стыд перед человеком, видевшим ее позор, — скорее презрение к мужчине, не попытавшемуся защитить ее. Ту Хокс даже не пробовал оправдаться. Объяснять ей разницу в их понятиях о чести у него не было ни малейшего желания. В конце концов она сама видела, что случилось с О’Брайеном, да и ее собственные земляки, Хэррот и остальные, тоже не бросились ее спасать, подчинившись обстоятельствам. Разве не так? — уговаривал он себя.— Что она думала о своих блодландцах?

Илмика молчала, отвечая на приветствия Ту Хокса коротким холодным кивком. В ответ он пожимал плечами да иногда улыбался. В сущности, ему было все равно. Судьба столкнула их ненадолго — и что с того? Между ними пропасть. Он не блодландец, не аристократ. Даже реши она полюбить его, это будет лишь мимолетной прихотью.

Ту Хокс усердно занимался языком, а в свободные часы с удовольствием просиживал у окна. Пейзажи Польши и Восточной Германии его мира вряд ли сильно отличались от тех, что сейчас медленно проплывали за окном. Жатва была уже закончена, поля перепаханы, и уныло-серая голая земля тянулась порой до самого горизонта. Вилкис не преминул с гордостью заметить, что в сельском хозяйстве Перкунии работает больше тракторов, чем в любой другой стране на свете.

Когда поезд остановился на станции городка Гервводж, в вагоне появился новый офицер. Худой и долговязый, с тонкогубым ртом, Вияутас щеголял темно-синей формой с серебряными эполетами и серебряной же кокардой в виде вепря на фуражке. Он оказался любезным и общительным собеседником, весьма неглупым и ироничным. Впрочем, его любезность и остроумие не смогли обмануть Ту Хокса: Вияутас явился провести предварительный допрос.