Врата в бессознательное: Набоков плюс - [7]
Индекс откликаемости по каждой группе стимулов выражается в количестве реакций ребенка, деленных на количество стимулов.
Результат анализа подтвердил первоначальную гипотезу о возрасте ребенка в 7–8 месяцев — когда организованное взрослыми и старшими братьями-сестрами общение, опосредованное игрушками, имеет активный отклик младенца: звучащие игрушки, с которыми манипулирует взрослый человек, получили 29 баллов речевых реакций (индекс откликаемости довольно высокий — 0,9), а реакции на все остальные звуки получили в сумме примерно столько же — 30 баллов (суммарный индекс откликаемости 0,56). Неречевые (предметные) действия — игра с кроватной сеткой старшего и младшего детей — не вошли в Таблицу № 1 (в Приложении 1, где собраны все таблицы).
Среднеарифметический балл по группам стимулов, показывающий качество и интенсивность речевого отклика младенца (в порядке убывания):
2 балла — речевое обращение взрослых к ребенку, а также рычание собаки (последнее встретилось однократно; возможно, ребенок воспринимает это как специфическую речь собаки и пытается ее понять);
1,9 балла — неречевое обращение взрослых к ребенку, опосредованное звучащими игрушками, — также условие общепсихического развития в этом возрасте (своего рода маркировка того возраста, когда ребенок начинает постепенно переходить от эмоционально-непосредственного общения со взрослым к интенсивной предметной деятельности с игрушками) [80], [167];
1,75 балла — сгорающие поленья в камине сами по себе являются псевдокоммуникатором: звуки хотя и изменчивы (в отличие от звука ходиков), но ни к кому не обращены. Но этот комнатный звуковой фон удобен для тренинга осваиваемого в этом возрасте лепета, т. к. не несет с собой дополнительного напряжения (не надо реагировать на звуки из камина осмысленно). Факт бурных реакций ребенка на треск поленьев в камине (неоднократно получивших по 3 балла) не должен вызывать удивления: вполне возможно, что на фоне этого тихого и привычного звука в комнате происходили более интересные для ребенка события. Например, забавная пантомима отца или старшего ребенка — бессловесная, но от этого не менее выразительная игра с младенцем. (Тогда сам взрослый или старший брат (сестра) как бы становится для ребенка большой и привлекательной игрушкой. Как известно, самым информативным объектом для младенца является взрослый человек) [80]. Если бы подобного события в это время не было бы, то общий балл за треск дров был бы, возможно, не больше, чем баллы за звуки ходиков и звона цепи собаки;
1 балл — ритмический и одинаковый звук часов-ходиков организует речевую активность ребенка: звуки детской речи вплетаются в ритм боя часов — «совместная вокализация». Это своего рода «тренинговый» объект — опора для речевого развития;
0,75 — звон собачьей цепи — сигнал о наличии поблизости собаки, объекта интересного потому, что не до конца понятного;
0,5–0,6 баллов — редкий (однократный в нашем случае) звонкий собачий лай «Аль» (возможно, не ассоциируемый с самой собакой) и частое однообразное чириканье канарейки вызывает реакцию как на что-то механическое и безопасное и не воспринимается младенцем как коммуникация, обращенная к нему, поэтому мало стимулирует общение;
0 баллов — глухой басовитый лай собаки и ее не коммуникативные по характеру, сугубо физиологические звуки, возможно, совсем не безразличны ребенку, а напротив, воспринимаются им очень заинтересовано, но вызывают парадоксальную реакцию торможения активности — молчание, затаивание (т. к. еще не понятно, как реагировать и, главное, не хочется тратить силы на вокализацию: решается сложная интеллектуальная задача опознания объекта с противоречивыми признаками).
Информативен и такой показатель, как индекс откликаемости (ИО): самая активная реакция ребенка также следует (помимо реакции на изучаемый объект — собаку) за речевым обращением взрослых к ребенку, либо неречевым обращением, опосредованное звучащими игрушками.
Можно констатировать, что младенец максимально активно и заинтересовано реагирует на группы звуков, которые связаны (помимо прямого и опосредованного обращения взрослых к ребенку) с собакой: а) средне-активно на звон цепи, сопровождающий ее перемещения; б) мало-активно на звонкий одиночный лай; в) на глухой постоянный лай собаки и ее некоммуникативные звуки (физиологические: выдох, отхаркивание, зевок) ребенок реагирует затаиванием, сосредоточением, изучая собаку как не вполне еще понятное коммуникативное существо. Решается вопрос: кто она, к кому ближе в сфере общения — к людям, канарейкам или это что-то принципиально другое; г) очень активная реакция младенца на рычание собаки, т. е. недовольство с ее стороны и, что самое главное — демонстрацию ее звериной, а не человеческой природы.
Собака явно имеет ранг не ниже человеческого; невероятно! Но почему? Серьезная интеллектуальная задача — предстоит самостоятельно осмыслить большое количество противоречивых признаков: физиологические реакции у собаки громкие (не приглушаемые) как у самого ребенка, а не как у его родителей, а ее глухой лай не похож ни на человеческий голос, ни на чириканье птички.
Цель пособия — развитие способности детей налаживать общение с окружающими людьми. В ходе «диалогов о культуре» происходит развитие коммуникативных способностей детей.Книга адресована педагогам дошкольных учреждений, родителям, гувернерам.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.
«Сказание» афонского инока Парфения о своих странствиях по Востоку и России оставило глубокий след в русской художественной культуре благодаря не только резко выделявшемуся на общем фоне лексико-семантическому своеобразию повествования, но и облагораживающему воздействию на души читателей, в особенности интеллигенции. Аполлон Григорьев утверждал, что «вся серьезно читающая Русь, от мала до велика, прочла ее, эту гениальную, талантливую и вместе простую книгу, — не мало может быть нравственных переворотов, но, уж, во всяком случае, не мало нравственных потрясений совершила она, эта простая, беспритязательная, вовсе ни на что не бившая исповедь глубокой внутренней жизни».В настоящем исследовании впервые сделана попытка выявить и проанализировать масштаб воздействия, которое оказало «Сказание» на русскую литературу и русскую духовную культуру второй половины XIX в.
Появлению статьи 1845 г. предшествовала краткая заметка В.Г. Белинского в отделе библиографии кн. 8 «Отечественных записок» о выходе т. III издания. В ней между прочим говорилось: «Какая книга! Толстая, увесистая, с портретами, с картинками, пятнадцать стихотворений, восемь статей в прозе, огромная драма в стихах! О такой книге – или надо говорить все, или не надо ничего говорить». Далее давалась следующая ироническая характеристика тома: «Эта книга так наивно, так добродушно, сама того не зная, выражает собою русскую литературу, впрочем не совсем современную, а особливо русскую книжную торговлю».