Врата в бессознательное: Набоков плюс - [55]
Думается, что наш краткий культурологический экскурс вкупе с психологической интерпретацией поможет лучше осознать значение арт-, игро— и библиотерапии для той группы детей и взрослых с аутистическими особенностями, которая, по О. С. Никольской [100], характеризуется наличием повышенной чувствительности.
А также задуматься над тем, что мы ищем и находим в искусстве.
Здесь мы не можем не вспомнить чувствительность и синэстезию Владимира Набокова.
Текст и фабульный слой затекста разбираемого выше стихотворения «To Vera» содержит трех взаимообратимых героев: призываемых жертв-арлекинов, пса — символа сноба (с апломбом как у юрода) и страдающего от непонятости сверхчувствительного мальчика — Набокова.
Архетипы.
…Но Арлекин дождался реванша. Чуткой публики, способной его возвысить до божества: «В фондах Тобольского музея хранится детская медная игрушка „арлекин“ (ТМ КП 16169, поступила в 1898 г.), она изображает человека в китайской цилиндрической шляпе, к рукам и туловищу приделаны бубенчики круглой формы. Согласно музейной описи, „арлекин“ употреблялся остяками в качестве идола» [11].
Жрецы и скоморохи — Велесовы дети. Культ быка-Велеса длился до позднего неолита [87;136]. Но бык в средневековой Западной Европе — карнавальная жертва, украшенная разноцветными ленточками [14;225–226].
Еще об древнем искуплении и жертве: «утопление в воде, иссечение человеческой плоти в „дробные части“ и травля животными ‹…› в контексте аналогичных экзекуций над государственными другими особо опасными преступниками, что совершались на Руси на протяжении почти целого тысячелетия ‹…› Эти казни были идеально приспособлены к отечественным традициям квазипохорон нечистых усопших» [23;48]. Проигравшие в битве на Шелони новгородцы для Ивана III — государственные преступники (захватнический поход Даниила Холмского был обставлен как карательный).
Характерно, что экзекуция новгородских вольнолюбцев была продолжена — и уже в развитых открыто-карнавально, святочных формах: через несколько лет, в 1490 г., опальных новгородских владык, в духе византийских обычаев, сажают на лошадей лицом к хвосту, наряженных как шутов (скоморохов): в «перевернутое платье», в венцах из сена и соломы и пр. [23;66].
Значит, это византийская, европейская смеховая культура, а не только ордынский обычай калеченья тела врагов?
Здесь всё слилось — всё худшее.
И в результате ордынско-византийская травма, оберег, придала О-вым статус скоморохов-искупленцев, магов, способных ходить туда-сюда по всему универсуму: Явь-Правь-Навь.
Сработало у потомков жрецов!
Топология фамилий: к разгадке родовой тайны
…произведение искусства — это единственный имеющийся у нас в распоряжении способ восстановления прошлого.
В. В. Набоков
Настало время разобраться со структурой «родового» набоковского дефекта поподробнее. Воспользуемся «мистикой и энергетикой пространств» [74;83].
«Как буду на пути обратном / мой путь туда припоминать?» («Дар»). Первая картинка наслаивается на вторую; лево-право путаются (разворот на 180 градусов). С точки зрения архитектоники мозга это сбой в работе зоны ТПО (ответственной за пространственную ориентировку) и гиппокампа (память). Похожий дефект у предполагаемых дальних родственников В. В. Набокова: наслаивание второй картинки на третью (т. е. при втором походе в то же место — лево-право так же путаются).
Наследие шаманов-О-вых у писателя Набокова, как мы предположили вначале? Да и к тому же при всем том, что синестетики обычно наделены незаурядной памятью, они нередко испытывают трудности при ориентации в пространстве [156;66]. Набоков — синэстетик, занятый «распознанием узоров своей и своих пращуров судьбы» [2]. Общих узоров — и общего «дефекта»: шаманских особенностей психики (инструментария для путешествий в не наши миры?).
«Ведь это не вековые загадки, окутанные мистической тайной, сокрытой в святая святых, а эффектные розыгрыши, прикрытые трюками, спрятанными внутри фокусов» [74;389], — уверен В. Н. Курицын, иронизирующий над романтической цитатой из Жолковского [43;440], но метящий в творчество любимца нелюбимого американского периода: «…Американское преображение ‹…› будет состоять в уменьшении зоны тайны — в пользу фокусов, которые непременно должны быть разгаданы» [74;376].
Что пытается делать Набоков американского периода? «…Не затворить створки тайн, а распахнуть окна ребуса. ‹…› Так метафизика превращается в эзотерику. Тайна — в тайное знание, которое не прочь стать явным» [74;385,387].
Да ведь это движение к разгадке родовой тайны!
Мы иронизировать не будем, а воспользуемся старинными архетипами как ключом.
Для Набокова память и есть главный инструмент прозрения [2]. Родовая память организуется работой с потусторонностью: «Конструирование внеположных инстанций ‹…› взгляды из других эпох — способы создать или зафиксировать зазор между ‹…› разными потусторонностями. Так вырабатывается вещество метафизики, питаясь которым ‹…› автор и герой чувствуют себя ‹…› причастными к Иному» [74;267].
Поищем мостики между эпохами. Не закодирована ли миссия рода в фамилии? Не поможет ли нам лучше понять назначение этой специфической структуры психики анализ семантики фамилий разных предков В. Набокова?
Цель пособия — развитие способности детей налаживать общение с окружающими людьми. В ходе «диалогов о культуре» происходит развитие коммуникативных способностей детей.Книга адресована педагогам дошкольных учреждений, родителям, гувернерам.
Кабачек О.Л. «Топос и хронос бессознательного: новые открытия». Научно-популярное издание. Продолжение книги «Топос и хронос бессознательного: междисциплинарное исследование». Книга об искусстве и о бессознательном: одно изучается через другое. По-новому описана структура бессознательного и его феномены. Издание будет интересно психологам, психотерапевтам, психиатрам, филологам и всем, интересующимся проблемами бессознательного и художественной литературой. Автор – кандидат психологических наук, лауреат международных литературных конкурсов.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
«Те, кто читают мой журнал давно, знают, что первые два года я уделяла очень пристальное внимание графоманам — молодёжи, игравшей на сетевых литературных конкурсах и пытавшейся «выбиться в писатели». Многие спрашивали меня, а на что я, собственно, рассчитывала, когда пыталась наладить с ними отношения: вроде бы дилетанты не самого высокого уровня развития, а порой и профаны, плохо владеющие русским языком, не отличающие метафору от склонения, а падеж от эпиграммы. Мне казалось, что косвенным образом я уже неоднократно ответила на этот вопрос, но теперь отвечу на него прямо, поскольку этого требует контекст: я надеялась, что этих людей интересует (или как минимум должен заинтересовать) собственно литературный процесс и что с ними можно будет пообщаться на темы, которые интересны мне самой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Книга доктора филологических наук профессора И. К. Кузьмичева представляет собой опыт разностороннего изучения знаменитого произведения М. Горького — пьесы «На дне», более ста лет вызывающего споры у нас в стране и за рубежом. Автор стремится проследить судьбу пьесы в жизни, на сцене и в критике на протяжении всей её истории, начиная с 1902 года, а также ответить на вопрос, в чем её актуальность для нашего времени.
«Лишний человек», «луч света в темном царстве», «среда заела», «декабристы разбудили Герцена»… Унылые литературные штампы. Многие из нас оставили знакомство с русской классикой в школьных годах – натянутое, неприятное и прохладное знакомство. Взрослые возвращаются к произведениям школьной программы лишь через много лет. И удивляются, и радуются, и влюбляются в то, что когда-то казалось невыносимой, неимоверной ерундой.Перед вами – история человека, который намного счастливее нас. Американка Элиф Батуман не ходила в русскую школу – она сама взялась за нашу классику и постепенно поняла, что обрела смысл жизни.