Врата судьбы - [8]

– Вы имеете в виду вашего мужа? Он, мне кажется, наверху. Там что-то упало. Да, и что-то довольно тяжелое. Скорее всего, книги.

– Книги! – воскликнула Таппенс. – Ну, знаете!

Электрик удалился в свой подземный мир под проходом, а Таппенс отправилась на чердак, превращенный в еще одну библиотеку, специально для детских книг.

Томми сидел на верхней ступеньке невысокой лестницы. Вокруг него на полу лежало несколько книг, тогда как на полках зияли пустые места.

– Вот ты где, – сказала Таппенс, – а еще уверял, что тебе все это неинтересно. Сидишь себе и почитываешь. Все мне тут разорил, а я-то старалась аккуратно расставить эти книги.

– Прости меня, пожалуйста, – сказал Томми. – Просто мне захотелось кое-что посмотреть.

– Тебе не попались еще какие-нибудь книги с подчеркнутыми словами?

– Нет. Ничего такого не попадалось.

– Вот досада! – огорчилась Таппенс.

– Это, верно, была работа Александра, мастера Александра Паркинсона.

– Верно, – сказала Таппенс. – Один из Паркинсонов. Из этих многочисленных Паркинсонов.

– Он представляется мне довольно ленивым мальчишкой, хотя, конечно, ему пришлось как следует потрудиться, чтобы подчеркнуть все эти слова. Однако здесь больше нет никакой информации о Джорданах, – сказал Томми.

– Я спрашивала старого Айзека. Он многих знает в этих краях и уверяет, что не помнит никаких Джорданов.

– Что ты собираешься делать с бронзовой лампой, которая стоит возле входной двери?

– Хочу отправить ее на распродажу «Белый слон»[3].

– Почему это?

– Знаешь, она меня всегда раздражала. Мы ведь купили ее где-то за границей, верно?

– Да, не могу понять, зачем мы ее купили, должно быть, просто сошли с ума. Тебе она никогда не нравилась, ты говорила, что ненавидишь ее. Ну что же, я согласен: ее нужно продать. Она к тому же страшно тяжелая.

– А вот мисс Сандерс ужасно обрадовалась, когда я сказала, что лампу можно забрать, и уже готова была тащить ее на себе, но я сказала, что привезу ее на машине. Мы как раз сегодня должны все туда отвезти.

– Я сам отвезу, если хочешь.

– Нет, я сама, а еще лучше, если мы сделаем это вместе.

– Отлично, – сказал Томми. – Поеду с тобой в качестве грузчика.

– Думаю, там кто-нибудь найдется, чтобы таскать тяжелые вещи, – сказала Таппенс.

– Может, найдется, а может, и нет. Не хватай, а то испачкаешься.

– Ну ладно, – согласилась Таппенс.

– Ты ведь не просто так решила поехать, у тебя есть на то причина, разве не так? – спросил Томми.

– Ну, мне просто захотелось поболтать немного с людьми.

– Никогда не знаешь, что у тебя на уме, Таппенс, но, судя по тому, как у тебя блестят глаза, я вижу, ты определенно что-то затеяла.

– Только раньше выведи Ганнибала погулять. Я не могу взять его с собой на эту распродажу. Не хочется потом разнимать собачьи драки.

– Ладно. Пойдем гулять, Ганнибал?

Ганнибал, по своему обыкновению, отреагировал немедленно. Ошибиться в его реакциях – положительных или отрицательных – было невозможно. Он вилял хвостом, изгибался всем телом, поднимал то одну, то другую лапу, терся о ноги Томми.

«Правильно, – говорил, очевидно, он, – для того ты и существуешь, мой верный раб. Мы с тобой отлично прогуляемся по улице. Надеюсь, там будет что понюхать».

– Пошли, – сказал Томми. – Веди меня, только не выбегай на дорогу, как ты это сделал в прошлый раз. Чуть было не угодил под этот ужасный контейнеровоз.

Ганнибал посмотрел на хозяина с явным укором, словно говоря: «Я всегда был хорошей собакой. Всегда слушался и делал то, что мне велят». Сколь бы фальшивым ни было это заявление, оно частенько обманывало даже тех, кто находился с Ганнибалом в самом тесном контакте.

Томми отнес бронзовую лампу в машину, ворча по поводу ее тяжести. Таппенс уехала на машине. Убедившись в том, что машина завернула за угол, он прикрепил поводок к ошейнику собаки и вывел ее на улицу. Свернув в переулок, ведущий к церкви, он отцепил поводок, поскольку там не было почти никакого движения. Ганнибал по достоинству оценил это благо и принялся старательно обнюхивать и обследовать каждый пучок травы, пробивавшийся в щели между стеной и примыкающим к ней вплотную тротуаром. Если попробовать выразить словами то, что он в эти минуты испытывал, то, скорее всего, получилось бы следующее: «Великолепно! Такой густой запах! Большая, должно быть, собака. Верно, тот самый мерзкий эльзасец. – Глухой рык. – Терпеть не могу эльзасцев. Если увижу того, кто меня однажды цапнул, непременно вздую, и как следует. Ах! Превосходно! Великолепно! Такая прелестная маленькая сука. Да, оч-чень хотелось бы с ней встретиться. Интересно, где она живет? Может, где-нибудь поблизости. Думаю, ее выводят из этого дома. Не зайти ли?»

– Ко мне, Ганнибал, нельзя заходить во двор, – позвал собаку Томми. – Это не твой дом, зачем же туда соваться?

Ганнибал сделал вид, что не слышит.

– Ганнибал!

Пес с удвоенной скоростью бросился к черному ходу, ведущему в кухню.

– Ганнибал! – крикнул Томми. – Ты меня слышишь?

«Слышу ли я тебя, хозяин? – мысленно отозвался Ганнибал. – Разве ты меня звал? О да, конечно».

До его ушей донесся громкий лай из-за закрытой двери кухни. Пес бросился назад, к спасительным ногам хозяина, и несколько шагов послушно следовал за ним.