– Элинор Кэтрин Карлайл, вам предъявляется обвинение в убийстве Мэри Джерард, совершенном двадцать седьмого июля сего года. Признаете ли вы себя виновной?
Элинор Карлайл стояла, гордо подняв изящную темноволосую голову, бесстрашно глядя на судью бездонными синими глазами.
В зале повисла тишина – напряженная, многозначительная тишина.
Сэра Эдвина Балмера, защитника, охватило тревожное предчувствие.
«Боже мой, – подумал он, – она готова признать себя виновной… У нее сдали нервы…»
Элинор Карлайл чуть сдвинула тонкие брови и разжала губы:
– Я не виновна.
Защитник с облегчением вытер платком лоб.
Обвинитель сэр Самьюэл Аттенбери стоя излагал суть дела, обращаясь к суду:
– Позвольте, ваша светлость и господа присяжные, сообщить, что двадцать седьмого в три тридцать пополудни Мэри Джерард скончалась в Хантербери, Мейденсфорд…
Его голос, звучный и приятный, лился и лился, обволакивая сознание. Элинор почти ничего не воспринимала. Лишь отдельные случайные фразы:
– …Дело до чрезвычайности простое… Обязанность обвинения подтвердить мотивы и благоприятствующие обстоятельства…
…Ни у кого, кроме обвиняемой, насколько можно судить, не было никаких мотивов убивать эту несчастную девушку – Мэри Джерард. Юное существо с чудесным характером, всеми любимое, не имевшее ни единого, можно сказать, врага…
«Мэри, Мэри Джерард! Каким далеким все это сейчас кажется… и каким нереальным…»
– …Особое внимание прошу уделить выяснению следующих обстоятельств.
Первое. Какими возможностями и средствами располагала обвиняемая для того, чтобы дать жертве яд?
Второе. Что именно послужило мотивом преступления? Я обязан представить свидетелей, которые помогут вам установить истину в этом деле…
…Что касается отравления Мэри Джерард, я приложу все усилия, чтобы доказать, что ни у кого, кроме обвиняемой, не было возможности совершить это преступление.
Элинор казалось, что ее окутал плотный туман, сквозь который до нее долетали лишь отдельные слова.
– …Сандвичи… Рыбный паштет… Пустой дом…
Будто через тяжелое толстое покрывало слова булавками вонзались в ее сознание.
Зал суда. Лица. Целые ряды лиц! Среди них выделяется одно – с большими черными усами и проницательными глазами. Эркюль Пуаро, слегка склонив набок голову, задумчиво следит за ней.
«Ну ясно: старается понять, почему я это сделала… Пытается проникнуть в мои мысли, чтобы узнать, о чем я тогда думала, что чувствовала…» – подумала она.
«Что чувствовала?.. Какое-то затмение – затем чуть болезненное ощущение от шока…»
Она увидела лицо Родди… родное, милое лицо… длинноватый нос, выразительный рот…
«Родди! Всегда Родди – всегда, с тех самых пор, как себя помню… да-да, с тех самых дней в Хантербери – среди кустов малины, наверху, где водились кролики, и внизу – у ручья. Родди – Родди – Родди…»
Есть и другие знакомые лица! Свежая веснушчатая физиономия сестры-сиделки О'Брайен: рот слегка приоткрыт, шея вытянута вперед. У сестры Хопкинс очень чопорный вид – чопорный и неумолимый. Лицо Питера Лорда… Питер Лорд, такой добрый, такой благоразумный, такой… успокаивающий! Но сегодня он выглядит… как бы это выразить… потерянным? Да – именно потерянным! Как он глубоко все это переживает! А ей, главному действующему лицу, абсолютно все равно!
Она совершенно спокойна и холодна, хотя и находится на скамье подсудимых и ее обвиняют в убийстве.
Но вот в ней словно что-то шевельнулось: мгла, окутавшая ее сознание, стала рассеиваться. Она на скамье подсудимых!.. И люди, люди…
Люди… Их горящие глаза пожирают ее, Элинор, их рты приоткрыты. Они с затаенной жестокой радостью слушают, что говорит о ней этот высокий человек с иудейским носом. Да, да, для них это всего лишь щекочущее нервы развлечение.
– Факты в этом деле абсолютно ясны и не вызывают сомнений, – говорил этот человек, – я коротко изложу их вам.
С самого начала Элинор стала вспоминать: «Начало… Начало? Тот день, когда пришло это ужасное анонимное письмо. Это и было началом…»
