Врата - [31]

12

Придя на службу, Соскэ приступил к своим обычным обязанностям, но перед глазами, сменяя друг друга, вставали события вчерашнего дня, усиливая тревогу. Он даже допустил, что было ему несвойственно, несколько ошибок в работе едва дождавшись обеденного перерыва, поспешил домой.

Пока Соскэ ехал в трамвае, он старался рисовать в воображении лишь полные благополучия картины: вот О-Ёнэ проснулась, ей гораздо лучше, можно не опасаться нового приступа. Пассажиров в это время дня бывало немного, и ничто не отвлекало Соскэ от его мыслей. Он не заметил, как приехал на конечную остановку.

Когда Соскэ подошёл к дому, он показался ему пустым — так было тихо внутри. Соскэ открыл дверь, снял ботинки, прежде чем войти в прихожую, но никто не появился ему навстречу. Соскэ прошёл прямо в комнату О-Ёнэ и увидел, что она всё ещё спит. На том же месте лежали у изголовья порошки, на красном лакированном подносе стоял стакан, наполовину наполненный водой. Так же, как утром, лицом к стенной нише лежала О-Ёнэ, виднелась лишь её левая щека и горчичник на шее. Ничто, казалось, не связывало О-Ёнэ с миром, кроме дыхания. Всё было здесь, как утром, когда Соскэ уходил на службу. Даже не сняв пальто, Соскэ наклонился над О-Ёнэ и услышал всё то же ровное, спокойное дыхание. Ни малейших признаков пробуждения. Загибая пальцы, Соскэ посчитал, сколько часов назад О-Ёнэ приняла порошок, и на лице у него отразилось волнение. Он не мог оставаться спокойным, когда жена страдала бессонницей, но такой длительный сон казался ему противоестественным.

Соскэ легонько потряс О-Ёнэ, но она не проснулась, только волосы волнами рассыпались по подушке. Тогда Соскэ прошёл на кухню. Грязная посуда мокла в неглубоком тазу с водой. Он заглянул к Киё и увидел, что она тоже спит, прислонившись к большой деревянной чашке на обеденном столике. Спал и Короку у себя в комнате, укрывшись с головой одеялом.

Пришлось Соскэ самому переодеться. Он добавил углей и хибати и поставил кипятить чайник. Посидел несколько минут в раздумье, а потом разбудил Короку и Киё.

Короку сказал, что до одиннадцати О-Ёнэ не просыпалась, а потом сам он, поев, лёг спать, потому что не выспался.

— Сходи-ка к врачу, скажи, что О-Ёнэ со вчерашнего дня не просыпалась.

— Ладно, — ответил Короку и ушёл. Соскэ вернулся к О-Ёнэ и, сложив руки на груди, стал внимательно на неё смотреть, не решаясь разбудить.

Немного погодя вернулся Короку. Врач как раз собирался с визитами, сообщил он, и обещал непременно зайти. «Может, нельзя ждать так долго?» — выразил опасение Соскэ, на что Короку ответил, что врач больше ничего ему не сказал. Тогда Соскэ сел у изголовья и стал терпеливо ждать, упрекая в душе и врача и Короку за такую беспечность. Неприязнь к брату усугублялась воспоминаниями о том, в каком виде он явился накануне, как раз когда у О-Ёнэ был приступ. Узнав от жены, что брат часто приходит пьяный, Соскэ стал внимательнее к нему приглядываться и, убедившись в его легкомыслии, решил сделать ему как-нибудь внушение, но, зная наперёд, что разговор такого рода приведёт к ссоре, всё его откладывал, боясь огорчить О-Ёнэ.

«Надо бы всё ему сказать сейчас, пока О-Ёнэ спит, тогда, по крайней мере, что бы ни случилось, на ней не отразится».

Соскэ невольно взглянул на безучастное во сне лицо жены и, движимый тревогой, хотел тотчас же её будить, но не хватило духу. Пока он колебался, пришёл наконец врач.

Аккуратно, как и накануне, поставил рядом чемоданчик, спокойно попыхивая сигаретой, внимательно выслушал Соскэ, затем, сказав: «Сейчас посмотрим больную», — повернулся к О-Ёнэ. Долго слушал пульс, глядя на часы, затем приставил к сердцу чёрный стетоскоп, подвигал вправо, влево, всё, как полагается, и достал наконец зеркало с круглым отверстием, после чего попросил Соскэ принести свечу. Свечей в доме не оказалось, и Соскэ велел Киё зажечь лампу. Врач приподнял больной веки и направил в зрачки отражённый в зеркале свет. На этом осмотр закончился.

— Лекарство подействовало чуть-чуть сильнее, чем следовало, — повернувшись к Соскэ, сказал врач, но, заметив насторожённость в его глазах, поспешил его успокоить: — Да вы не волнуйтесь! Сердце и мозг в порядке, никаких отклонений нет, а это главное.

Соскэ почувствовал облегчение. Перед уходом врач объяснил, что прописанное им лекарство — это новое средство, которое, судя по данным, не так вредно, как другие снотворные, однако действие его бывает самым различным в зависимости от организма.

— Значит, пусть спит, пока сама не проснётся? — на всякий случай спросил Соскэ. Врач ответил, что будить особой нужды нет.

После ухода врача Соскэ нестерпимо захотелось есть, и оп прошёл в столовую. Чайник уже вскипел, и Соскэ велел Киё подавать на стол. Но та, смутившись, ответила, что пока не готово. И действительно, время ужина ещё не наступило. Не испытывая больше мучительной тревоги, Соскэ удобно расположился у хибати, съел маринованную редьку и проглотил кряду чуть не четыре чашки риса, политого кипятком. Через полчаса О-Ёнэ наконец проснулась.

13

К Новому году Соскэ захотелось подстричься, и впервые за долгое время он вошёл в парикмахерскую. Посетителей было много, как всегда перед праздником, торопливо позвякивали в унисон несколько пар ножниц. В этой суете, царившей и в парикмахерской и на улице, откуда только что пришёл Соскэ, чувствовалось лихорадочное стремление людей избавиться от холода и поскорее перебраться в новый год.