Врата - [28]

Короку без конца повторял то, что слышал от Ясуноскэ, и глаза его при этом так сверкали, будто его собственная судьба целиком зависела от блестящего будущего, которое наверняка ждёт Ясуноскэ. Соскэ, как всегда, невозмутимо выслушал брата, не разделяя его восторгов, но и не отрицая возможности успеха. Трудно было сказать, что из этого выйдет, покуда машина не найдёт широкого применения,

— А установку двигателей на тунцеловных судах он уже бросил? — вмешалась наконец в разговор О-Ёнэ.

— Не то чтобы бросил, — как бы защищая Ясуноскэ, ответил Короку, — но он говорит, что это требует немалых затрат и далеко не каждому по карману.

Они поговорили ещё немного, и Соскэ заметил:

— Не так-то просто всё делается.

— Самое лучшее — иметь деньги и жить в своё удовольствие, как Сакаи-сан, — сказала О-Ёнэ.

Короку ничего на это не сказал и ушёл к себе.

Так время от времени О-Ёнэ и Соскэ узнавали кое-что о делах родственников. Но чаще всего они месяцами ничего друг о друге не слышали,

Как-то раз О-Ёнэ спросила мужа:

— Видно, Короку-сан получает от Ясу-сан карманные деньги, когда там бывает?

Для Соскэ, которого дела брата не слишком интересовали, вопрос оказался неожиданным, и он, в свою очередь, спросил:

— Почему ты так думаешь? Помявшись, О-Ёнэ сказала:

— Так ведь он часто приходит домой навеселе.

— Может быть, Ясу-сан угощает его в благодарность за о, что он слушает все его сказки на тему о том, как разбогатеть?

Соскэ рассмеялся, и разговор на этом прекратился.

Через два дня Короку опять не явился к ужину. Какое-то время они его ждали, но в конце концов Соскэ проголодался и сел за стол, хотя О-Ёнэ советовала подождать ещё и принять пока ванну, чтобы Короку не обиделся.

— Поговорил бы ты с братом, — сказала О-Ёнэ. — А то ведь он пьёт.

— Неужели это настолько серьёзно, что надо вмешаться? — удивился Соскэ.

Пришлось О-Ёнэ сказать, что не очень серьёзно, но всё же её беспокоит, что он часто является днём какой-то неестественно румяный. Соскэ не стал вдаваться в подробности, однако подумал, что Короку, может быть, занимает деньги или так от кого-нибудь получает и тратит их на вино от безделья.

Между тем близился конец года, ночи стали длиннее. Шум ветра нагонял тоску и уныние. Короку томился от безделья в своей комнатушке, но беседовать с невесткой было ещё скучнее, и он целыми днями пропадал у друзей, выслушивая всякие интересные истории. Потом истории истощились, но Короку всё равно являлся. В конце концов все поняли, что он приходит от нечего делать, чтобы развеять скуку, и часто притворялись занятыми то подготовкой к занятиям, то ещё какой-нибудь работой. Короку было обидно, что его считают бездельником, но сидеть дома, читать или просто так размышлять он уже не мог. То ли в силу внутренней неуравновешенности, то ли из-за сложившихся обстоятельств, которыми он тяготился, Короку ничему не учился, что было бы естественно для юноши его возраста, не прилагал никаких стараний, чтобы чего-то достичь и стать самостоятельным человеком.

В ненастную погоду, когда лил косой холодный дождь или же шёл мокрый снег, Короку сидел дома, чтобы не промокнуть или же чтобы не пришлось смывать грязь с таби. В такие дни он буквально не мог найти себе места, то и дело выходил из своей комнаты, с унылым видом садился возле хибати и наливал себе чаю. А если в это время там бывала О-Ёнэ, обменивался с нею несколькими фразами.

«Вы любите сакэ? — спрашивала его О-Ёнэ или говорила: — Скоро Новый год. Вам, вероятно, очень нравится дзони?»[22]

Эти короткие разговоры сблизили О-Ёнэ и Короку. Теперь он даже мог обратиться к ней с просьбой починить ему хаори. И когда О-Ёнэ зашивала распоровшийся по шву рукав, Короку садился неподалёку, сосредоточенно следя за её пальцами. Будь на его месте муж, О-Ёнэ работала бы молча, но с Короку она старалась вести разговор, опасаясь, как бы он не обиделся. Чаще всего Короку говорил о своём будущем, внушающем ему тревогу. Раза два О-Ёнэ его утешала:

— Вы ведь ещё молоды, Короку-сан. У вас всё впереди. Вот брат ваш другое дело. Ему уже не на что надеяться.

Как-то она спросила Короку:

— Разве Ясу-сан не говорил, что он поможет и в будущем году всё образуется?

— Хорошо, если его планы осуществятся, — с несколько растерянным видом ответил Короку. — Но я всё чаще в этом сомневаюсь и почти не надеюсь на его помощь. Ведь провалилась же его затея с рыболовецкими судами.

Глядя на унылый вид во всём разуверившегося деверя, О-Ёнэ вспоминала, с каким недовольством, с каким глухим раздражением он приходил домой, когда бывал навеселе. Смешно и жалко было на него смотреть. И О-Ёнэ не раз участливо ему говорила:

— Были бы у мужа деньги, он непременно помог бы вам.

Как-то холодным вечером Короку ушёл, закутавшись в накидку, но в девятом часу вернулся с белым продолговатым пакетом и сказал, что по дороге от Саэки купил гречневой муки, подумав, что в такой холод гречневые клёцки будут весьма кстати. Пока О-Ёнэ кипятила воду, Короку усердно чистил сушёного тунца, изъявив желание приготовить рыбный суп.

Между прочим Короку сообщил, что в семье тётушки новость — женитьбу Ясуноскэ отложили до весны. Вскоре по окончании университета Ясуноскэ сделал предложение, и к тому времени, когда Короку вернулся со взморья, сватовство уже почти состоялось. Под этим предлогом тётка, собственно, и отказала Короку в помощи. Однако точно Соскэ ничего не знал, так как формального извещения ему не присылали, лишь от Короку оп слышал, что свадьбу как будто собираются праздновать в этом году. От Короку же он узнал, что невеста, дочь служащего одной фирмы, человека весьма состоятельного, окончила прослывшую аристократической женскую гимназию в Токио и что у неё много братьев. И видел её, правда на фотографии, тоже только Короку. Когда однажды О-Ёнэ спросила, хороша ли собой девушка, Короку ответил, что, пожалуй, хороша.