Поставив машину, на посту предъявил офицерское удостоверение. Он числился по квартирьерскому ведомству — но в его удостоверении была отметка, что-то вроде трилистника — удостоверяющая его особое положение. В здание — его пропустили беспрепятственно, и без сопровождения.
К своему непосредственному начальнику — он не пошел. Пройдя тихим в это время дня — два часа пополудни, время сна — коридором он оказался в небольшой комнатенке, которой заведовал сонный капитан. Увидев входящего офицера — он вскочил и попытался придать себе вид в точности по артикулу Петра Первого, лихой и придурковатый.
— Ваше Благородие!
— Мне нужно… дело посмотреть… к награждению
— Извольте!
— Волков. По казачьему проходит. Старший урядник.
— Прошу прощения…
— Лахедж…
— Сей секунд.
Капитан порылся в картотеке, нахмурился. Отпер особым ключом ящичек, находящийся на замке — особый список.
— Прошу простить. особый список. Только с соизволения…
— Глаза разуй, каналья! — рявкнул полковник, показывая офицерское удостоверение с отметкой о принадлежности к спецслужбе.
Капитан долго не раздумывал. В конце концов — начальства на месте все равно не было, в клуб уехали — а этот полковник явно ждать не будет…
— Извольте…
* * *
С делом полковник знакомился недолго, минут десять. Еще полчаса у него ушло на написание короткого рапорта о происходящем — он послал его дипломатической корреспонденцией на имя шефа своего ведомства. Ему казалось, что он понял то, что не понимал до сих пор. И там, в далеком Петербурге — тоже поймут.
Тем более было удивление полковника, когда через два дня пришло распоряжение об отзыве его в Санкт-Петербург. Дела предписывалось — сдать в двадцать четыре часа Волкову.
Очевидно, что он все-таки что-то не знал…
* * *
В этом преступлении, мало понятном самом по себе — был один момент, на который никто не обратил внимания — хотя стоило бы. Преступники украли неустановленное количество наличных денег из бронированной машины — это понятно, на то они и налетчики. Но вот факт поджога машины, причем поджога профессионального, с помощью заранее заготовленного средства — вопросов не вызвал. А должен был бы. Потому что в сгоревшем броневике и в дотла сгоревших мешках могло быть все, что угодно — начиная от наличности и заканчивая нарезанной бумагой.
Или даже и не нарезанной.
Денег, которые сгорели в том броневике, было достаточно на все. Даже на революцию…
