Врата скорби. Часть 3 - [10]

Но иногда приходилось…

– Боже, храни Короля – провозгласил Стивен Картер – долгих ему дней…

– Да уж… – поддакнул Даглас Эрскин-Крам, человек бесцеремонный, как и все морские пехотинцы – хотелось бы оттянуть тот момент, когда нами будет править женщина как можно больше.

Высказывание было на грани допустимого, для такого праздника – даже за этой гранью. На него зашикали. Но такая проблема была. Старшая дочь Его Величества, Елизавета Александра Мария Виндзорская, герцогиня Йоркская со дня своего рождения считалась наследницей heir presumptive, то есть предполагаемой, до момента рождения в семье Короля мальчика. Однако мальчик так и не родился, и как можно было догадаться – уже и не родится. Король «вышел из того возраста», к тому же – злоупотреблял куревом, ходили слухи, что у него рак легких. Так что – после его смерти престол должна была наследовать женщина, и хотя все помнили времена Виктории – полагали, что в современных условиях, в условиях надвигающейся войны с Россией – хозяином Виндзорского дворца мог быть только мужчина. Тем более, что в Зимнем дворце – царил Александр Четвертый Романов, молодой, и по мнению сведущих людей – коварный, расчетливый и опасный противник. Однако… престолонаследие нельзя было исправить, большие надежды возлагали в связи с этим на супруга принцессы, Филиппа Маутбаттена, опытного морского офицера. Тем более, что он был в родстве с удаленной ветвью династии Романовых[17] и с князьями Гессен-Дармштадскими, и история могла в связи с этим вырисовываться очень интересная[18]…

Тем временем – в кругу поклонников (и прихлебателей) – коммодор Белли, под аханье дам рассказывал, как он расстреливал русских моряков, барахтающихся в свинцовых водах Скапа-Флоу из двухдюймового скорострельного пом-пома. Любому мало-мальски сведущему человеку – было понятно, что коммодор нагло врет: пом-пом не мог стрелять с такими отрицательными углами наведения. Тогда еще не было столь опасной авиации, и на кораблях не было пулеметов, ни обычных, ни крупнокалиберных. Так что если коммодор Белли и стрелял – то из личного оружия, или из винтовки морской пехоты. Но среди тех, кто слушал – кто-то ни черта в этом не понимал, а кто-то не рисковал своей карьерой: на людях обвинить коммодора флота Его Величества во вранье – один из самых глупых проступков, которые может совершить морской офицер. Дамы, некоторых из которых сами принимали участие в «охотничьих экспедициях» на людей в предгорьях – восторженно ахали, пытаясь представить себе, как бьет двухдюймовая пушка со скорострельностью сто выстрелов в минуту. Кто-то просто слушал, кто-то поднимал тосты, кто-то объедался дармовым лангустом… а вот коммандер Смит мрачнел все больше и больше. Ему было неприятно, когда кто-то так говорит о смерти… смерть всегда рядом, и она не терпит неуважения.

За неуважение смерть наказывает.

– Смити.

– А?

– Чего приуныл? – Крам хлопнул ладонью по столу – вон, начальство втирает. Расскажи и ты нам – как это было.

– Что – было?

Крам улыбнулся

– Ну, перестань. Из тебя и слова не вытянешь. Как там было с этими проклятыми русскими? Господи, это же настоящие дикари…

Как это было… Непонимание, сменившееся азартом боя, а потом – снова непониманием. Русских было совсем мало, и у них был только один корабль первого ранга, да и то не линкор, а линейный крейсер – против двух британских линкоров, да одного стационара, который по старости не мог раскочегарить машину – но поддерживал их огнем. По тоннажу русские уступали им почти впятеро, и было непонятно, о чем они вообще думают, какого черта они сюда вообще явились, ведь это верная смерть. Их обнаружили разведчики, правда довольно поздно – но они успели выйти по тревоге и сформировать линию. Потом – по всем кораблям радировали, что еще одна русская эскадра, а может и с немецкими кораблями впридачу – пытается прорваться к Лондону и атакует южное побережье – и на место недоумения пришла ярость. Русские были здесь, они пришли убивать – и напрашивались на хорошую трепку…

Скверное началось потом…

Он исполнял обязанности канонира на среднем калибре, и сначала не понял, почему офицеры вдруг начали выстраиваться у борта. Потом – пробегавший мимо Хетчин крикнул – а ты какого хрена здесь стоишь. И он за каким то хреном оставил положенный ему про боевому расписанию пост и пошел… хотя если бы не пошел – никто бы его не осудил за это. А потом – он понял, что это он, в числе других стоит у борта и стреляет по мелькающим в свинцово-серой воде головам и рукам… а бедняга Олди, который еще в учебке был белой вороной – хватал всех за руки и кричал, что это подлость. Потом – прибежал первый помощник Велроуз и заорал на них, грозя трибуналом. А кто-то заорал – это им за Проливы, сэр, мать их, пусть все сдохнут. Но под трибунал – так никого и не отдали, а некоторые – потом хвастались в офицерской кают компании. Что-то типа – эй, Гарри, мазила, да ты по тому русскому и с тридцати шагов не попал, куда там теперь. Правда, коммандер знал одного парня, Том Бизи, который писал стихи – через несколько дней он застрелился в каюте, не оставив записки.