Врата скорби. Часть 2 - [49]

Вот только – как его найти и убить? Поле, отделяющее укрепление от населенного пункта безжизненно, в горах – никого не видно, но они там. Снайперы, меткие стрелки – а все чеченцы меткие стрелки. Побежать – не пробежишь и сотни метров…

Словно подтверждая эту мысль – в бруствер ударила пуля. Молодой князь только поморщился… зацепить не зацепит, если он не совершит ошибку. А он ее не совершит – потому что он несколько лет прожил здесь, и не менее хитер, чем те, кто сейчас ищет цель прорезью прицела…

За спиной – послышались осторожные шаги, князь повернулся. Вольноопределяющийся Беленко – пробрался к нему, лег рядом. Его заметили – пуля пропела над ними и ударилась в деревянные стены укрепления. Выше…

– Иди. Я сменю…

Князь сплюнул в сторону накопившуюся во рту горькую слюну.

– Патроны зря не трать…

Вольноопределяющийся ухмыльнулся

– Это уж верно, Ваше Высокоблагородие…

Пригнувшись, молодой князь Шаховской пошел назад по траншее. Он был сыном полка, точнее – сыном гарнизона, этого укрепления на фоне гор, последней точки присутствия власти в этих горах. Его все хорошо знали – и солдаты, и вольноопределяющиеся, и казаки. Он был сыном командира, он делил несколько лет с ними все радости и невзгоды тяжелой и опасной службы в горах, он, как и все рисковал. Все радовались, когда он поступил в Гатчинское воздухоплавательное – он станет не пушечным мясом, а летным офицером, авиатором, командиром стратегического бомбардировщика. В тридцатые годы авиаторы были если не как Боги, то ненамного ниже его – одиночки, покорители неба, новые рыцари, сходящиеся друг с другом в смертельной схватке на ревущих моторами машинах. Но даже сейчас, когда крепость оказалась в опасности – он оказался здесь, с ними. В одних окопах, делящим с ними один хлеб и одни пули. И получается – когда командир был при смерти, вряд ли кто-то кроме него, военного дворянина, мог повести за собой людей. Принять командование – люди нашлись бы и без него. А вот повести за собой людей… на это способен не каждый, и погоны тут ни к чему.

Молодой князь Шаховской шел по внутреннему двору крепости, построенной руками солдат и казаков из глины, камня и дерева, и смотрел на умирающее, но не сдавшееся укрепление. Минометные мины оставили раны в земле… хорошо, что миномет у них среднего калибра, крупный давно разнес бы все и вся. Потушенные постройки – курились дымком, пугали черными угольями разорения. От колодца – спешно тащили два больших ведра воды и в один из лазаретов, там сейчас оперировали раненого. Ох, как был прав отец, когда требовал – копайте, копайте и копайте, когда направлял на "копанки" и провинившихся и непровинившихся. Сколько пота, крови, кровавых мозолей было, как они выворачивали из земли валуны в человеческий рост и катили их к стене, на укрепление стен, как они перекрывали выкопанные киркой и лопатой блиндажи купленным у местных лесом. Теперь, благодаря настойчивости отца – их не взять просто так. Ни наскоком, ни как иначе. Только когда кончатся боеприпасы… да и то так просто их не взять…

Отец лежал в своем, командирском блиндаже, на койке, заправленной простой, солдатской шинелью – худой, с серым, но спокойным лицом. Ему уже сделали операцию – хотя, наверное, с такими ранениями и в Центральном военном госпитале не помогли бы. Его, с небольшой группой офицеров – выманили на встречу со старейшинами и там подло напали. Чеченцы не видят в этом ничего плохого, такое здесь бывало не раз и не два – дать обещание врагу, чтобы нарушить и уничтожить его. Обещание, данное неверному и не чеченцу – ничего не значит. Они не ожидали только одного – что отец с остатками людей, под градом пуль доберется таки до своей машины, своего Фордика, который стоял сейчас на ободах под навесом и больше напоминал решето, и что машина сможет двигаться. И он опередил чеченцев, вырвался из западни и поднял тревогу – у чеченцев просто не было ничего, чтобы догнать машину. Поспешный штурм укрепления чеченцами ничего не дал кроме трех десятков порезанных пулеметами джигитов. Джигиты откатились и прибегли к новой тактике – к окружению и измору. Это была очень необычная тактика для них. Очень.

Машина, тот самый Фордик, на котором они одно время ехали из Грозного и отец говорил на переднем сидении с чеченцем, которого подвозил – честно выполнила свой долг до конца, вывезя, вытащив под градом пуль своего хозяина из ловушки и довезя его до дома. И его отец – тоже выполнил свой долг до конца, он честно ломал свою службу, не роптал, оказавшись начальником самого отдаленного гарнизона, он умиротворял, судил, убеждал, при необходимости – искал, наказывал, убивал чеченцев. И даже в свой смертный час – он не позволил себе умереть в чеченской мышеловке, он вырвался из огненного кольца, доехал до гарнизона и поднял тревогу. Теперь и ему, девятнадцатилетнему потомку рода Шаховских предстояло выполнить свой долг…

– Отец…

Отец протянул руку

– Сядь сюда…

Сын сел рядом. Дежуривший у постели ординарец – тихо вышел.

– Как… дела?

– Все нормально. Мы держимся. Они не осмелятся еще раз…

Отец закрыл глаза – так что Владимир испугался