Врата - [126]

— Вэн, — сказала она, — я такие видела раньше. Это молитвенные веера хичи. На Земле их сотни.

— Нет, нет! — Он начал сердиться. — Почему ты говоришь, что я лгу?

— Я не говорю, что ты лжешь, Вэн. — Она развернула веер в руках. Похоже на заостренный свиток пластика: легко раскрывается в руке, но как только выпустишь, тут же сворачивается. Это самый распространенный артефакт культуры хичи, их десятками находили в пустых тоннелях Венеры, привозили старатели на Врата из каждого успешного рейса. Никто не знал, что с ними делали хичи, и только сами хичи знали, подходит ли им данное людьми название. — Их называют «молитвенные веера», Вэн. — Нет, нет! — резко возразил он, беря у нее веер и направляясь в комнату. — Они не для молитвы. Их читают. Вот так. — Он начал вставлять веер в один их тюльпаноподобных выступов, потом взглянул на него и отбросил. — Этот плохой, — сказал он, роясь в груде вееров на полу. — Подождите. Да. Вот этот тоже не очень хороший, но по крайней мере кое-что можно будет узнать. — Он сунул его в тюльпан. Послышался слабый электронный шепот, и тюльпан с веером исчезли. Их охватило облако в форме лимона, потом показалась сшитая раскрытая книга, страницы покрыты идеографическими знаками. Тонкий голос — человеческий голос! — начал что-то произносить на быстром высоком тональном языке.

Ларви не поняла ни слова, но два года на Вратах сделали ее космополитом. «Я… мне кажется, это японский! Похоже на хайку[5]. Вэн, зачем хичи книги на японском?»

Вэн тоном превосходства ответил: «Это не настоящие древние книги, Ларви, только копии других книг. Хорошие книги не такие. Крошечный Джим говорит, что все книги и записи Мертвецов, сами Мертвецы, даже те, кого здесь больше нет, переписаны в этих книгах. Я их все время читаю».

— Боже мой! — сказала Ларви. — Сколько раз я держала их в руках и понятия не имела, что это такое.

Пол с удивлением покачал головой. Он протянул руку в сверкающее изображение и достал веер из тюльпана. Тот отделился легко: картина исчезла, и голос смолк на полуслове. Пол принялся поворачивать веер в руках. «Не могу поверить, — сказал он. — Все ученые мира ломали себе головы над ними. Почему никто не догадался, что это такое?»

Вэн пожал плечами. Он больше не сердился. Наоборот, наслаждался, показывая этим людям, насколько он больше их знает. «Они, наверно, тоже глупые, — пропищал он. Потом милосердно добавил: — А может, им попадались такие книги, которых никто не может прочесть. Разве что Древние, если это их заинтересует».

— А у тебя такие есть, Вэн? — спросила Ларви.

Он нетерпеливо ответил: «Меня они никогда не интересовали. Но если вы мне не верите… — Он порылся в груде, показывая всем поведением, что они зря тратят время: все это он уже проверял и нашел неинтересным. — Да. Я думаю, это одна из бесполезных».

Как только он сунул ее в тюльпан, появилась голограмма — яркая и ошеломляющая. Ее так же трудно было понять, как игру огней на панели корабля хичи. Еще труднее. Странные мерцающие линии обвивались друг вокруг друга, разделялись разноцветными потоками и снова сплетались. Если это алфавит, он так же далек от западных алфавитов, как клинопись. Гораздо дальше. У всех земных языков есть что-то общее, и они всегда передаются письменностью на одной плоскости. Здесь запись шла в трех измерениях. И параллельно слышался тонкий прерывистый звук, как телеметрия, который иногда по ошибке издает радио. В целом все это крайне действовало на нервы.

— Мне кажется, вам это не нравится, — презрительно заметил Вэн.

— Выключи его, Вэн, — сказала Ларви и энергично добавила: — Мы возьмем как можно больше таких. Пол, сними рубашку. Нагрузи их как можно больше и отнеси в комнату Мертвецов. И прихвати сломанную камеру; пусть биоанализатор посмотрит, можно ли сделать анализ крови хичи.

— А ты что будешь делать? — спросил Пол. Он уже снял рубашку и начал наполнять ее блестящими «книгами».

— Мы скоро. Иди вперед, Пол. Вэн, ты можешь сказать, какие из книг тебя не интересовали?

— Конечно, могу, Ларви. Они гораздо древнее, иногда немного побиты. Можно увидеть.

— Хорошо. Вы двое тоже снимайте верхнюю одежду и накладывайте. О скромности подумаем в другой раз, — сказала она, сбрасывая свой комбинезон. Осталась в лифчике и трусах, завязывая узлы на рукавах и штанинах комбинезона. Она решила, что сможет унести шестьдесят-семьдесят штук, а с помощью Джанин и Вэна они за раз унесут почти половину. И этого хватит. Она приказала себе не жадничать. Их много на Пищевой фабрике. Но, наверно, это те, что привозил Вэн. — А на фабрике можно читать, Вэн?

— Конечно, — ответил он. — Иначе зачем бы я возил туда книги? — Он раздраженно рылся в веерах, бормоча что-то и бросая одну за другой «бесполезные» книги Джанин и Ларви. — Мне холодно, — пожаловался он.

— Нам всем холодно, — ответила она. — Тебе нужно носить бюстгалтер, Джанин, — нахмурившись, сказала она сестре.

Джанин с негодованием ответила: «Я не собиралась раздеваться. Вэн прав. Мне тоже холодно».

— Потерпи немного. Торопись, Вэн. Ты тоже, Джанин, попробуем сами отбирать книги хичи. — Ее комбинезон был почти полон, и Вэн, хмурый и величественный в набедренной повязке, принялся нагружать свой мешок. Ларви решила, что ее мешок выдержит еще несколько. У него прочная подкладка. Но и так хорошо. Пол унес не меньше тридцати-сорока. Ее комбинезон вмещает не меньше семидесяти. И во всяком случае они всегда могут вернуться еще, если захотят.