Врата Небесного спокойствия - [11]

Записи, датированные 1975 годом, закончились через несколько страниц. Чжао полистал дневник. Его внимание привлекла запись, сделанная в конце 1976 года.

«9 сентября 1976 года. Солнечный день.

Мы были в классе и внезапно услышали траурную музыку. Учитель побежал на улицу, мы растерялись и тоже пошли. На школьном дворе собрались все учителя и ученики. Мы очень внимательно слушали передачу. Когда печальная мелодия закончилась, голос из динамика сообщил о кончине нашего дорогого Председателя, отца и Великого Кормчего нашей родины. Люди вокруг меня плакали. Один учитель от потрясения потерял сознание. Я захихикала и потянула за рукав свою подружку. Я хотела сказать: „Смотри, дети тоже плачут“, — но тут она повернулась, рыдая и всхлипывая, и я, слава Богу, не успела открыть рот.

Внезапно то, что происходило вокруг, перестало казаться забавным. Я поняла, что, если не заплачу, все подумают, будто я не любила нашего Председателя, и меня пошлют в деревню на перевоспитание, как моих родителей.

Я начала тереть глаза, пытаясь заплакать. Но слез не было, зато лоб покрылся испариной. Я чувствовала растущий страх и уже видела себя в тюрьме, на допросе. Меня объявят контрреволюционеркой и до конца жизни сошлют в пустыню. Бабушка не перенесет этой новости и умрет от горя! А мои родители! Я и так никогда не жила с ними вместе дольше месяца, а теперь мы и вовсе больше не увидимся!

По моим щекам поползли слезы, и я наконец горько заплакала».

Глава V

На следующее утро Чжао, всю ночь читавший дневник, сел за руль джипа и уехал. Через двадцать минут он оказался у дома Аямэй. Слова, сказанные на прощанье старой женщиной, не шли из головы, и он решил вернуть ей тетради дочери.

Дверь была приоткрыта. Он несколько раз позвонил, но никто не появился, и он вошел. В квартире царил разгром, учиненный накануне солдатами, никто даже не сделал попытки прибраться, все было припорошено тонким слоем пыли. Матери Аямэй дома не оказалось. Только кот мяукал и терся об ноги лейтенанта. Чжао погладил его и взял на руки.

Он не стал возвращаться в штаб, а развернулся и поехал к лицею Дунь Шэнь.[1]

Аямэй училась здесь в старших классах. Табличку с названием недавно покрасили. Туда-сюда сновали одетые в синюю форму ученики. Чжао свернул в первую улицу налево, ища место, описанное Аямэй в ее дневнике.

У подножья холма он припарковался и начал быстро подниматься по выложенным плитами ступеням. На месте деревянной хижины выстроили кинотеатр. Чжао почувствовал досаду и пошел назад. Внизу шелестели березы. Золотистый свет заливал улицы и крыши домов. Плывшее по небу пухлое облако отбрасывало на город гигантскую тень.

«1 сентября 1982 года. Солнечно.

Весь класс возбужден новостью о приходе к нам новенького. Учитель поставил рядом с моим столом еще один и сказал: „У тебя лучшие отметки в классе. Новый ученик очень плохо успевает. Думаю, никто, кроме тебя, не сумеет помочь ему в учебе“.

Каков он, этот новенький? Высокий? Маленький? Толстый? Худой? Сойдемся ли мы? Станем ли друзьями?

После большой перемены я со всех ног бежала по коридору, чтобы не опоздать на историю, и, входя в класс, кого-то толкнула — парень стоял, прислонясь к двери.

Он обернулся. Я его никогда прежде не видела. Новенький! Какой он красивый!

В тот день мы не обменялись ни единым словом. Наверное, я немного стесняюсь. Жду, чтобы он заговорил первым».

«3 сентября 1982 года. Солнечно.

Всю вторую половину дня я тщетно пыталась научить Миня решать уравнения, но он так ничего и не понял. Я дошла до предела. Когда он в двадцатый раз сделал ту же ошибку, я бросила ручку на стол и воскликнула: „Ну как можно быть таким глупым?“

Минь вскочил и выбежал.

Через час завуч вызвал меня к себе в кабинет и сказал: „Если не хочешь помогать, я найду тебе замену. Но обращаться с товарищем так, как это сделала ты, недостойно“. Я не знала, что Минь слабак и доносчик.

Я больше с ним не разговариваю и не считаю своим другом».

«7 сентября. Идет дождь.

Утром был ливень. После уроков мы решили погасить свет, и класс погрузился в таинственный полумрак. Высокие деревья раскачивались перед окнами, как призраки. В небе то и дело вспыхивали молнии, раскаты грома сотрясали землю.

Ученики уселись в кружок вокруг Миня, он устроился на столе и рассказывал историю о небесном чудовище. Я сидела в углу с тетрадями и учебниками, потому что твердо решила больше с ним не общаться, но мне не хватало света, домашние задания я делать не могла и невольно прислушивалась к его словам.

„Маленькая девочка спасла своего брата-близнеца, но потом чудовище убило ее. Мальчик впал в отчаяние и умер от тоски. Через несколько дней его тело превратилось в птичку, которая летала от дерева к дереву и звала сестру“.

Наступила тишина. Только ветер завывал за окном, да стучали по карнизу капли дождя. Я подняла глаза, пытаясь понять причину странного безмолвия. Все сидели с задумчивым видом, склонив головы, у девочек на глазах блестели слезы. Столь серьезное отношение к сказке показалось мне таким забавным, что я расхохоталась, чем ужасно возмутила одноклассников. Минь бросил на меня укоряющий взгляд, и я совсем развеселилась. Суровое выражение его лица смягчилось, на щеках появились ямочки. Он тоже веселился, просто не выставлял свои чувства напоказ. Я поняла, что ему нравится заставлять других плакать.