Врангель. Последний главком - [164]
От станции, сразу заметил Врангель, по шоссированной подъездной дороге спешило в станицу несколько телег, с верхом нагруженных мебелью, мешками, ящиками и коробками. Без сомнения, все — мародёрского происхождения. Приказал шофёру свернуть к станции...
На запасных путях замерли брошенные большевиками поезда. Охраны к ним никакой не приставили, и жители не только Наурской станицы, но и Мекенской, лежащей в шести верстах восточнее, взломав двери товарных вагонов, беспрепятственно расхищали грузы. От казаков не отставали крестьяне из окрестных сел и горцы из затеречных аулов. Взрослым помогали дети. В повозки перегружалось всё без разбора: мешки с мукой и сахаром, тюки с обмундированием, штуки сукна и ситца, всяких размеров деревянные ящики с сельскохозяйственными орудиями, картонные коробки с хрусталём, посудой, обувью и штатской одеждой, шкафы, диваны, столы, кресла, стулья... Всё это туго перетягивалось верёвками.
Все торопились: на следующей станции — Терек — вчера загорелся один из составов, и от огня взорвались артиллерийские снаряды, погруженные вместе с разным добром. Вагоны обгорели до железных остовов, вокруг валяются сотни обугленных тел, среди них — женские и детские... Страшные рассказы побывавших там подгоняли сильнее опасений, что вот-вот могут появиться караулы.
Лошади, ослы и мулы развозили в разные стороны перегруженные телеги и арбы. Спеша убраться подальше от станции, хозяева на плети и кнуты на скупились. Завидев какое-то начальство, заторопились пуще...
Вызванный комендант — уже пожилой войсковой старшина Терского войска, с круглым, побитом оспинами лицом — больше моргал беспомощно, чем докладывал. Напор гневных тирад Врангеля сметал все его оправдания, не щадя ни лет, ни офицерского достоинства. Замершие за спиной генерала адъютант и три конвойца ему не сочувствовали. Как и пара верблюдов, привязанных к тутовому дереву неподалёку, у водонапорной башни тёмно-красного кирпича: обвешанные шерстяными сосульками, с поникшими горбами, они лишь водили равнодушно челюстями.
Послав разделанного под орех терца выставлять караулы, Врангель по шпалам главного пути прошёл к санитарным эшелонам.
К ним, забитым покойниками, никто, кроме рабочих команд из пленных, не приближался. Где-то в одном из вагонов, по словам коменданта, лежат умершие врач и несколько сестёр. Немногих живых, найденных среди трупов, уже перенесли в дальний пакгауз, превратив его в тифозный барак...
Все ворота пакгауза были распахнуты. На примыкающей к нему высокой платформе, у больших весов, стояли в ряд, прислонённые к серой деревянной стене, полотняные носилки. Тут же сидели на ящиках санитары в белых фартуках. Покуривали, лениво переговаривались и наблюдали за разгрузкой.
Пленные, в драных шинелях, подпоясанных верёвками, и разбитых ботинках с подвязанными подошвами, через силу двигая руками и ногами, безмолвно вытаскивали из вагонов жёлтые, с синеватым оттенком, тела, окоченевшие в разных позах, и наваливали, будто дрова, в вагонетки. И по уложенным прямо на щебень рельсам узкоколейки медленно и натужно откатывали за территорию станции, к неглубокому песчаному карьеру. Скидывали, не наклоняя и не открывая бортов... Не смолкающий с раннего утра ржавый скрип чугунных колёс насквозь пропитал сырой холодный воздух...
Потянув за ручку приоткрытую дверь, Врангель заглянул в приземистую будку стрелочника. На полу затхлой полутёмной комнатки, всего в пять-шесть квадратных аршин, лежали вповалку, тесно прижавшись друг к другу, красноармейцы. В хороших шинелях и сапогах. На серых рукавах тускло краснели угольники таманцев.
Склонился к ближнему: лицо восковое, глаза открыты, но стеклянные какие-то... И, кажется, не дышит...
— Есть кто живой?
Ни слова в ответ, ни стона... Этот точно мёртв. Следующий — тоже... И другие, всего восемь... Ни пятен крови, ни ран, ни перевязок. Значит, умерли от тифа.
В дверях, подперев папахой перекладину и застив свет, встал Гаркуша.
— Ваше превосходительство, пойдёмте скорей отсюдова... — перекрестился торопливо и мелко. — Хата дуже заразна...
В дальнем углу шевельнулись. Пригляделся: неужто жив ещё кто-то?.. Нет, не человек — подняла голову собака.
Адъютант отступил от порога, и света прибавилось: беспородная, рыжеватая, облезлая, с заострённой по-лисьи мордой. И страшно худая — рёбра торчат. В круглых, ярко блестящих глазах — пронзительная человеческая тоска. Даже мольба... А хозяин всё-таки жив: бессознательно ища тепла, одной рукой слабо прижимает собаку к груди.
— Ну, пойдёмте уже в автомобиль, ваше превосходительство... — Гаркуша из-за порога завёл ту же пластинку.
Пригнувшись, вышел на свет и воздух.
— Бегом за санитарами, Василий. Один ещё дышит. И вели там накормить...
— Кого-о? — Глаза и рот Гаркуши распахнулись от удивления. — Виноват...
— Собаку его, сказал, пусть накормят.
И, поправив алый башлык, пошагал, сосредоточенно глядя под ноги, назад к «Руссо-Балту». Через самую грязь.
— И на что псину кормить?.. — бурчал посмурневший Гаркуша, спеша к пакгаузу с тифозными. — Ей-то с чего голодуваты? Вона мясного кругом...
1758 год, в разгаре Семилетняя война. Россия выдвинула свои войска против прусского короля Фридриха II.Трагические обстоятельства вынуждают Артемия, приемного сына князя Проскурова, поступить на военную службу в пехотный полк. Солдаты считают молодого сержанта отчаянным храбрецом и вовсе не подозревают, что сыном князя движет одна мечта – погибнуть на поле брани.Таинственный граф Сен-Жермен, легко курсирующий от двора ко двору по всей Европе и входящий в круг близких людей принцессы Ангальт-Цербстской, берет Артемия под свое покровительство.
Огромное войско под предводительством великого князя Литовского вторгается в Московскую землю. «Мор, глад, чума, война!» – гудит набат. Волею судеб воины и родичи, Пересвет и Ослябя оказываются во враждующих армиях.Дмитрий Донской и Сергий Радонежский, хитроумный Ольгерд и темник Мамай – герои романа, описывающего яркий по накалу страстей и напряженности духовной жизни период русской истории.
Софья Макарова (1834–1887) — русская писательница и педагог, автор нескольких исторических повестей и около тридцати сборников рассказов для детей. Ее роман «Грозная туча» (1886) последний раз был издан в Санкт-Петербурге в 1912 году (7-е издание) к 100-летию Бородинской битвы.Роман посвящен судьбоносным событиям и тяжелым испытаниям, выпавшим на долю России в 1812 году, когда грозной тучей нависла над Отечеством армия Наполеона. Оригинально задуманная и изящно воплощенная автором в образы система героев позволяет читателю взглянуть на ту далекую войну с двух сторон — французской и русской.
«Пусть ведает Русь правду мою и грех мой… Пусть осудит – и пусть простит! Отныне, собрав все силы, до последнего издыхания буду крепко и грозно держать я царство в своей руке!» Так поклялся государь Московский Иван Васильевич в «год 7071-й от Сотворения мира».В романе Валерия Полуйко с большой достоверностью и силой отображены важные события русской истории рубежа 1562/63 года – участие в Ливонской войне, борьба за выход к Балтийскому морю и превращение Великого княжества Московского в мощную европейскую державу.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
Таинственный и поворотный четырнадцатый век…Между Англией и Францией завязывается династическая война, которой предстоит стать самой долгой в истории — столетней. Народные восстания — Жакерия и движение «чомпи» — потрясают основы феодального уклада. Ширящееся антипапское движение подтачивает вековые устои католицизма. Таков исторический фон книги Еремея Парнова «Под ливнем багряным», в центре которой образ Уота Тайлера, вождя английского народа, восставшего против феодального миропорядка. «Когда Адам копал землю, а Ева пряла, кто был дворянином?» — паролем свободы звучит лозунг повстанцев.Имя Е.
Новый роман Анатолия Марченко посвящён жизни и деятельности одного из лидеров «Белого движения» А. И. Деникина (1872—1947). Сторонник монархии, он тем не менее приветствовал февральскую революцию, видя в ней определённый прогресс, но последовавшие затем разрушительные для России события заставили его встать на путь вооружённой борьбы с новой властью... Этот роман — попытка восстановления исторической справедливости. Убедительность и достоверность ему придают используемые документы: выдержки из писем, дневников, книг Деникина «Очерки русской смуты» и «Путь русского офицера».
Новый роман современного писателя Владимира Рынкевича посвящён одному из самых ярких деятелей Белого Движения, генерал-лейтенанту С. Л. Маркову (1878—1918).
Новый роман современного писателя-историка Владимира Рынкевича посвящён жизни и деятельности одного из лидеров Белого Движения, генерала от инфантерии А.П. Кутепова (1882-1930).
Новый роман писателя-историка Алексея Шишова посвящён одному из виднейших деятелей Белого движения, легендарному «бешеному барону» Р.Ф. Унгерну фон Штернбергу (1885—1921).