Врагов выбирай сам - [173]

– Поздно, – без всякого сочувствия согласилась Тори, – зато теперь ты не умрешь.

– Я и так бессмертный.

– Нестареющий. Бессмертным тебя сделала она. До первой встречи со Звездным, конечно... Ты видишь, Светлая Ярость была не у Зако, значит, Артур его все-таки убил.

– Нет. А даже если и... Милуш знал, где искать Артура. Милуш мертв. Это суметь надо: из-за нелепейшей случайности потерять единственный источник информации. Что ты там сказала насчет души?

– Я не знала, что она у тебя есть, – повторила Тори, – ты же полукровка.

– Час от часу не легче. Ладно, пояс нужно отвезти в лабораторию установления связей, пусть его маги допрашивают.

– А почему бы не позвать магов туда, где твоего парня взяли?

– Были они там. – Сэр Герман тяжело уселся в седло, разобрал поводья. – Глухо все. Артур дома и не жил, считай, вещи его не помнят. А Миротворец, это топор, никому в руки не дается. Даже мне. Все. Поехали.

– ... Сэр командор! Сэр Герман!

От городских ворот к кладбищу, безжалостно подгоняя уставшего коня, несся встрепанный Галеш. И блажил так, что небо трескалось:

– Сэр Герман, я знаю, где Артур! Сэр Герман, его убивают, его... надо спешить, надо... скорее. Пожалуйста!

* * *

Орден Храма, проклятие на всех братьев и потомков их до седьмого колена, орден Храма каким-то чудом – не иначе по дьявольскому наущению – отыскал своего еретика. Командор Единой Земли не стал тратить времени на бесполезное ожидание в кафедральном соборе – тамплиеры вообще начали избегать столичных церквей с того самого дня, как Миротворец заявил, что в них не могут совершаться Таинства, – командор сразу отправился к герцогу, а на резонный вопрос, какое отношение Его Высочество имеет к аресту сэра Артура и сэра Альберта, ответил, что Братьев держат где-то в катакомбах под замком.

Его Высокопреосвященство хотел бы взглянуть на лицо герцога Мирчо, когда тот узнал, что Миротворец заточен буквально у него под ногами. Но Его Высокопреосвященству совершенно не хотелось встречаться с сэром Германом. Командор Единой Земли явился, чтобы помешать расследованию, сознательно или нет, но он стремился к тому, чтобы спасти дьявола от посрамления и не позволить владыке Адаму выполнять свой долг.

Встречу удалось отложить на несколько часов, сказавшись больным, и воистину это были лучшие часы для двух грешников, и близко подошли они к спасению, хоть и не отринули Сатану окончательно. К вечеру же в допросную явился один из братьев-пастырей. С опаской поглядывая на колдунов – хотя именно в тот вечер они были наименее опасны, и владыка Адам решил даже, что слегка переусердствовал, – брат сообщил, что в Шопроне беспорядки: рыцари Храма, презрев законы, окружили замок; его светлость герцог отнюдь не спешит подымать гвардию, а командор Единой Земли, наверное, уже сейчас отдает приказ своим рыцарям обыскать катакомбы.

Отец Адам расстроился. С сэром Германом необходимо было встретиться прямо сейчас и всеми правдами и неправдами заставить его отложить посещение тайной тюрьмы до лучших времен. До тех, пока Миротворца приведут в более-менее божеский вид. Младшего же колдуна следовало немедленно сжечь: взять на себя или возложить на кого-нибудь из палачей тяжкий грех убийства некрещеного... но, поразмыслив совсем немного, отец Адам понял: убить черноглазого или отдать приказ об убийстве – это верный способ умереть самому.

Миротворец. Он не простит, пока жив, и не простит, когда умрет, и, значит, сначала нужно победить его, а уж потом, спокойно, уничтожать его младшего брата.

Спокойно. Не спеша. Может быть, его все-таки удастся спасти.

Шагая по бесконечным лестницам, вверх, вверх и вверх – как долго не поднимался он к солнечному свету? Четыре дня? Пять? – отец Адам с удовлетворением подумал, что, по крайней мере, ему удалось заронить в души обоих пленников семена справедливой неприязни друг к другу.

Неприязни?

Нет. Уже почти ненависти.

Они сильны. Они очень сильны по отдельности: дивное дело, ведь даже слово Божие не удержало еретика-рыцаря, когда он увидел, что делают с его братом. Пришлось прибегнуть к безотказной и прочной стали. А уж вместе, не будь младший колдун обессилен, Братья оказались бы не по зубам Его Высокопреосвященству. И вновь приходится скорбно признать, что велика сила Падшего. И вновь, со смиренной радостью можно сказать себе: победа близка. Рвутся неестественные связи, притянувшие друг к другу две грешные души.

Не забыл и не забудет уже черный колдун о том, что он «лишь один из многих». Не простит. Как не простит и того, что лишь по милости старшего брата изо дня в день, из ночи в ночь подвергают его мучительным и изощренным пыткам. И самое приятное из воспоминаний о четырех минувших днях – это торопливый, отчаянный голос Миротворца:

– Не было сговора с колдунами, они не колдуны – маги. Я просто следил за ними, за жемчужиной, она светится.

– Ах ты... ну ты и гадина, – шепчет маленький колдун, – ты мне врал? Мне?!

Ему незачем болтать, его дело – кричать от боли. Чтобы Миротворец, признаваясь если не в своих грехах, так в чужих, вымаливал для брата короткие минуты передышки.

Сестренка отнюдь не глупа и, наверное, поняла, что сотня Недремлющих была предупреждением: прячься. Но она слишком доверчива. Что поделаешь? Двадцать лет живет, пусть и тайком, но под надежной защитой, вот и не научилась быть по-настоящему скрытной, по-настоящему недоверчивой и подозрительной. И храмовник платит сейчас еще и за нее, за Ирму-Софию, за ложь свою платит. И это тоже справедливо – ведь лгать грешно, тем более грешно лгать женщине, которая любит.