Враг за Гималаями - [64]

Некоторое время Лукошников стоял у окна, опираясь на подоконник и глядя в ночь, потом повернулся, взял со стола остывший чайник и, не говоря ни слова, отправился на кухню.

– Куда вы, Аскольд Тихонович? – крикнул ему вослед Донцов. – Мы еще не закончили. Да и чая больше не хочется. Животы от воды раздуло.

Хозяин на эти слова даже ухом не повел. Было слышно, как он наполняет водой чайник, как зажигает газ, для чего-то хлопает дверцей духовки, звякает посудой.

– Не сбежит? – прошептал Кондаков.

– Вряд ли, – ответил Донцов. – Какой из него бегун в такие годы. Да и Цимбаларь внизу караулит.

– А с чего бы это ему речь отняло?

– Совесть, наверное, не на месте. Или просто время тянет.

Донцов и Кондаков сидели как на иголках, но вот наконец раздалось приближающееся шарканье старческих шагов. Гости вздохнули с облегчением, однако, как выяснилось – преждевременно.

Дверь, ведущая из единственной комнаты в прихожую, до этого приоткрытая, резко захлопнулась, и с той стороны щелкнул замок.

– Аскольд Тихонович, что это за глупые шутки! – возвысил голос Донцов, но ответом ему был только шум, обычно производимый человеком, спешно собирающимся в дорогу.

– Там что-то горит! – воскликнул Кондаков. – Спалит нас старый хрыч! Спасаться надо!

Действительно, с кухни запахло горелым, но это был не смрад превращающегося в уголь бифштекса, а нечто ностальгическое, напоминающее дым осеннего костра, в который для разнообразия брошены ненужные любовные письма.

Путь к спасению преграждала дверь – филенчатая, крепкая, не чета нынешним фанеркам. Да и Донцов был не в том состоянии, чтобы использовать свое плечо вместо тарана. Кондаков физических нагрузок вообще чурался, ссылаясь на артрит и гипертоническую болезнь третьей степени. Однако и сгореть заживо не хотелось.

Дверь они в конце концов выбили, воспользовавшись столом, полновесным и грубым, как и все в этой квартире, но хозяина к тому времени и след простыл. Более того, он каким-то образом сумел заклинить дверь, ведущую на лестничную клетку.

Пока Кондаков разбирался с этим новым препятствием, Донцов забежал на кухню, в которой находился очаг возгорания, и голыми руками выгреб из духовки пылающие комья бумаги.

Огонь проще всего было бы погасить водой из-под крана, но это окончательно погубило бы хрупкие листы.

Поскольку половиков, скатертей, занавесок и даже приличных полотенец в квартире Лукошникова не имелось, Донцову пришлось пожертвовать собственным, еще вполне приличным пальто.

Когда с пожаром (который на деле оказался вовсе не пожаром, а так, мелкой диверсией) было покончено, оба сыщика с облегчением вздохнули.

– Пакостник старый! – Кондаков размазывал сажу по потному лицу. – Уж всыплю я ему!

– Это непременно. – Донцов заметно нервничал. Пора бы уже и Цимбаларю появиться… Кстати, а вы лифт, на котором старик уехал, слышали?

– Вроде бы…

– Куда он ушел – вверх или вниз?

– М-м-м… – Кондаков задумался. – А ты знаешь, скорее всего вверх.

– То-то и оно! Здесь же чердак на весь дом. Он по нему в другой подъезд переберется, и поминай как звали.

Общими усилиями они выломали входную дверь (оказалось, что Лукошников заклинил ее снизу топориком для рубки мяса) и, не дожидаясь лифта, устремились вниз. Гипертоник и почечник – наперегонки.

Цимбаларь, как ни в чем не бывало, грел у батареи поясницу и заодно покуривал. Проскочить мимо него было невозможно – под контролем находились и лифт и лестница.

– Что вы такие распаренные, отцы родные? – удивился он. – Отпор у клиента получили?

– Сбежал он! – вместе с последними остатками сил выдохнул из себя Донцов. – По чердаку ушел. Только не знаем, в какую сторону. Давайте все на улицу. Ты, Саша, налево, а вы, Петр Фомич, направо. Вдруг успеете перехватить. А я на всякий случай здесь останусь.

Стоит ли говорить, что в многоэтажном доме, построенном в форме буквы «Г» и имеющем двенадцать сквозных подъездов, задержать беглеца такими ничтожными силами было столь же неосуществимо, как руками поймать стрижа.

Организм Донцова исчерпал предел своих возможностей, а вдобавок в боку что-то словно оторвалось. На подгибающихся ногах он вернулся в полную дыма квартиру Лукошникова и рухнул на жесткую хозяйскую койку.

Следом приковылял Кондаков, выглядевший ненамного лучше. Цимбаларь на машине объезжал окрестности, надеясь наскочить на сбежавшего старика, но в его успех уже никто не верил.

– Дожили! – сетовал Кондаков, лязгая зубами о край кружки. – Старый пень вокруг пальца обвел.

– О старые пни много молодых ног поломано, – пробормотал Донцов, изо всех сил пытаясь удержать сердце в пределах, предусмотренных анатомическими нормами.

– Как грязной тряпкой по роже… И ведь не пожалуешься никому.

Ничего страшного, – попытался успокоить его Донцов, и сам нуждавшийся в утешении. – Оставим здесь засаду. К Экспериментальному бюро пошлем «наружку». Все другие места, где он может появиться, тоже перекроем… Никуда не денется. Личность приметная.

– Боюсь, ляжет на дно. Хрен мы его тогда найдем.

Отдышавшись немного, Донцов прошел на кухню и занялся сортировкой того, что уцелело в огне. Всего здесь было около полусотни листов с зашифрованным текстом. Часть их безвозвратно погибла, но основная масса сохранилась, только по краям обуглилась. Бумага, собранная в пачку или сброшюрованная в книгу – не самая доступная пища для огня, в чем Донцов уже неоднократно убеждался.