Враг под покрывалом - [59]
19
14 июня
Я должен с кем-то или с чем-то поговорить. Поговорю с бумагой, чего не делал со школьных времен. Это будет дневник Паломничества. Она, спящая на узкой койке, считает местом назначения Мекку. Если речь идет обо мне, ошибается. Я еду домой. Рафлс меня вспомнил, – и правда, кто, когда-либо знавший меня, сможет забыть лицо, которое я сейчас вижу, мимолетно взглянув в зеркало на туалетном столике? Лицо очень белого человека, которого солнце не принимает. Хотя вот эти шрамы – новые стигматы, Рафлс их еще не видел. Я бы сказал, евреи очень деликатны. Он знает, что я был летчиком. Обещал дать самолет, если я возьму с собой домой небольшой груз. Я не стал расспрашивать о характере груза. Он сказал, что один человек, который сейчас в отпуске, перегонит самолет обратно. Все это кажется вполне разумным.
Она перевернулась во сне, издав одно грубое малайское слово, которого я не знаю и знать не желаю. В иллюминаторе блестит Индийский океан, весь грохочущий пароход погружен в дневной сон в Индийском океане. Не то что паломнические корабли лорда Джима,[63] масса рук, ног, храпящих ртов, страница за страницей, широкая сеть, полная рыбы, оторванных ножек крабов и щупальцев, движущихся во сне к Мекке.
Краббе должен был помочь. Мог помочь. Только когда я окажусь на твердой английской земле, завернусь в свой собственный халат, вернусь в мир, который никогда не следовало покидать, только тогда подумаю о прощении. А как быть с Церковью? Ну, посмотрим. Собственно, Жорж – не светоч мудрости; готов душу продать, чтоб вернуться в Китай. Бедный Жорж. А обо мне кто скажет: «Бедный Руперт»? Руперт Шикарный, Принц Руперт, Рыцарь Руперт. Перестань себя жалеть, черт возьми.
Норма мало ест. Сильно страдает от морской болезни. Мне всегда жалко тех, кого тошнит. Когда я к ней чувствую жалость, она может легко превратиться в некий тип любви. Интересно, почему она такая? Не жаждет ни меня, ни какого-либо другого мужчину. Может быть, если б у нее родился ребенок, все было бы иначе. А теперь слишком поздно. Женщины на Востоке охотно отождествляют себя со своей биологической функцией. Поэтому они женщины до мозга костей. Обособленность – крупнейшее наше западное преступление. Норма стала бы Великой Землей-Матерью. Ее разочарованные слезы над миром с жадными когтями, над мужским миром. Скоро пора пить чай.
16 июля
Пароход голландский. Кажется, я единственный белый пилигрим, и, видно, почти все пассажиры-азиаты принимают меня за члена команды, вечно несущего вахту. Сегодня утром один индонезиец обратился ко мне по-голландски. За меня ответила Норма из своего обвисшего палубного шезлонга. В итоге завязался восторженный диалог по поводу ее первого мужа, Виллема, которого она теперь ценит после всех его пакостей, пьянства, измен. Теперь она на меня возлагает большие надежды и честно признается, что вряд ли когда-нибудь позвала бы мужчин с топорами. Достаточно того, что я осознал свои прегрешения и раскаялся. Боже, прости кающегося грешника. Она представляет, как мы оба возносимся на небеса, рука об руку, в сияющих одеждах паломников. Потом предложила на время вернуться в каюту, но я сказал, неважно себя чувствую.
И действительно. Вчера вечером играл в карты и тайком пил джин с главным инженером, корабельным врачом и ресторатором в каюте метрдотеля. Норма верит, будто я удалялся читать Коран.
17 июня
Коломбо; еще несколько паломников. Норма вставать не хочет. Я с какой-то чрезмерной чувствительностью подумал, когда катер во влажной, похожей на северную, морской атмосфере повез к туманному острову нескольких пассажиров, любителей осматривать достопримечательности, что при желании мог бы сейчас бежать. Но слишком далеко не ушел бы. Она непременно внезапно возникла бы, за ухо притащила меня назад, закатив очередную особую сцену, величественную и чрезмерно воинственную. В Джидде надо быть весьма осторожным.
В судовой библиотеке почти все книги голландские. Поэтому я, как ни странно, читаю, к огромному удовольствию Нормы, английский перевод Корана. Интересно, как мог ислам получить такое распространение при всей этой повторяющейся мешанине банальностей, излагающих столь самоочевидную теологию и столь ребяческую этику. А потом вспомнил, что официально я мусульманин. Нет, даже мусульманин-паломник.
Днем на борт доставили почту. Мне письмо. Рафлс действительно хороший парень. Говорит, дело надо сделать в полночь, рассказывает, как добраться из Мекки до Джидды и где искать его или служащего у него араба. Он знает одного человека, который довольно дешево увезет меня приблизительно за шестьдесят миль. Как ни странно, это пилигрим-малаец, решивший остаться в Мекке, зарабатывая достаточно денег в кашляющем такси от Священного Города до порта.
18 июня
Норму снова тошнит нынче утром, хотя море спокойное. Я пишу сейчас пьяный, выпив бутылку «Болса» со вторым помощником в его гнусной каюте, оклеенной рекламой бюстгальтеров. Я бы сказал, нехорошо для паломнического судна. Говорю ему, что добрый мусульманин не потерпит таких фотографий на святом пароходе. Он говорит, к чертям, еще «Болса». «Боле» служил паролем. Рассказывал, что одна девчонка в Хуле обожает англичан, чертовых дураков. Днем я отключился на нижней койке; она спит на верхней. Ха-ха.
«— Ну, что же теперь, а?»Аннотировать «Заводной апельсин» — занятие безнадежное. Произведение, изданное первый раз в 1962 году (на английском языке, разумеется), подтверждает старую истину — «ничто не ново под луной». Посмотрите вокруг — книжке 42 года, а «воз и ныне там». В общем, кто знает — тот знает, и нечего тут рассказывать:)Для людей, читающих «Апельсин» в первый раз (завидую) поясню — странный язык:), используемый героями романа для общения — результат попытки Берждеса смоделировать молодежный сленг абстрактного будущего.
«1984» Джорджа Оруэлла — одна из величайших антиутопий в истории мировой литературы. Именно она вдохновила Энтони Бёрджесса на создание яркой, полемичной и смелой книги «1985». В ее первой — публицистической — части Бёрджесс анализирует роман Оруэлла, прибегая, для большей полноты и многогранности анализа, к самым разным литературным приемам — от «воображаемого интервью» до язвительной пародии. Во второй части, написанной в 1978 году, писатель предлагает собственное видение недалекого будущего. Он описывает государство, где пожарные ведут забастовки, пока город охвачен огнем, где уличные банды в совершенстве знают латынь, но грабят и убивают невинных, где люди становятся заложниками технологий, превращая свою жизнь в пытку…
Энтони Берджесс — известный английский писатель, автор бестселлера «Заводной апельсин». В романе-фантасмагории «Сумасшедшее семя» он ставит интеллектуальный эксперимент, исследует человеческую природу и возможности развития цивилизации в эпоху чудовищной перенаселенности мира, отказавшегося от войн и от Божественного завета плодиться и размножаться.
«Заводной апельсин» — литературный парадокс XX столетия. Продолжая футуристические традиции в литературе, экспериментируя с языком, на котором говорит рубежное поколение малтшиков и дьевотшек «надсатых», Энтони Берджесс создает роман, признанный классикой современной литературы. Умный, жестокий, харизматичный антигерой Алекс, лидер уличной банды, проповедуя насилие как высокое искусство жизни, как род наслаждения, попадает в железные тиски новейшей государственной программы по перевоспитанию преступников и сам становится жертвой насилия.
«Семя желания» (1962) – антиутопия, в которой Энтони Бёрджесс описывает недалекое будущее, где мир страдает от глобального перенаселения. Здесь поощряется одиночество и отказ от детей. Здесь каннибализм и войны без цели считаются нормой. Автор слишком реалистично описывает хаос, в основе которого – человеческие пороки. И это заставляет читателя задуматься: «Возможно ли сделать идеальным мир, где живут неидеальные люди?..».
Шерлок Холмс, первый в истории — и самый знаменитый — частный детектив, предстал перед читателями более ста двадцати лет назад. Но далеко не все приключения великого сыщика успел описать его гениальный «отец» сэр Артур Конан Дойл.В этой антологии собраны лучшие произведения холмсианы, созданные за последние тридцать лет. И каждое из них — это встреча с невероятным, то есть с тем, во что Холмс всегда категорически отказывался верить. Призраки, проклятия, динозавры, пришельцы и даже злые боги — что ни расследование, то дерзкий вызов его знаменитому профессиональному рационализму.
УДК 821.161.1-1 ББК 84(2 Рос=Рус)6-44 М23 В оформлении обложки использована картина Давида Штейнберга Манович, Лера Первый и другие рассказы. — М., Русский Гулливер; Центр Современной Литературы, 2015. — 148 с. ISBN 978-5-91627-154-6 Проза Леры Манович как хороший утренний кофе. Она погружает в задумчивую бодрость и делает тебя соучастником тончайших переживаний героев, переданных немногими точными словами, я бы даже сказал — точными обиняками. Искусство нынче редкое, в котором чувствуются отголоски когда-то хорошо усвоенного Хэмингуэя, а то и Чехова.
Поздно вечером на безлюдной улице машина насмерть сбивает человека. Водитель скрывается под проливным дождем. Маргарита Сарторис узнает об этом из газет. Это напоминает ей об истории, которая произошла с ней в прошлом и которая круто изменила ее монотонную провинциальную жизнь.
Вплоть до окончания войны юная Лизхен, работавшая на почте, спасала односельчан от самих себя — уничтожала доносы. Кто-то жаловался на неуплату налогов, кто-то — на неблагожелательные высказывания в адрес властей. Дядя Пауль доносил полиции о том, что в соседнем доме вдова прячет умственно отсталого сына, хотя по законам рейха все идиоты должны подлежать уничтожению. Под мельницей образовалось целое кладбище конвертов. Для чего люди делали это? Никто не требовал такой животной покорности системе, особенно здесь, в глуши.
Роман представляет собой исповедь женщины из народа, прожившей нелегкую, полную драматизма жизнь. Петрия, героиня романа, находит в себе силы противостоять злу, она идет к людям с добром и душевной щедростью. Вот почему ее непритязательные рассказы звучат как легенды, сплетаются в прекрасный «венок».
Андрей Виноградов – признанный мастер тонкой психологической прозы. Известный журналист, создатель Фонда эффективной политики, политтехнолог, переводчик, он был председателем правления РИА «Новости», директором издательства журнала «Огонек», участвовал в становлении «Видео Интернешнл». Этот роман – череда рассказов, рождающихся будто матрешки, один из другого. Забавные, откровенно смешные, фантастические, печальные истории сплетаются в причудливый неповторимо-увлекательный узор. События эти близки каждому, потому что они – эхо нашей обыденной, но такой непредсказуемой фантастической жизни… Содержит нецензурную брань!
Эзра Фолкнер верит, что каждого ожидает своя трагедия. И жизнь, какой бы заурядной она ни была, с того момента станет уникальной. Его собственная трагедия грянула, когда парню исполнилось семнадцать. Он был популярен в школе, успешен во всем и прекрасно играл в теннис. Но, возвращаясь с вечеринки, Эзра попал в автомобильную аварию. И все изменилось: его бросила любимая девушка, исчезли друзья, закончилась спортивная карьера. Похоже, что теория не работает – будущее не сулит ничего экстраординарного. А может, нечто необычное уже случилось, когда в класс вошла новенькая? С первого взгляда на нее стало ясно, что эта девушка заставит Эзру посмотреть на жизнь иначе.
Британия начинает утрачивать владычество над Малайей, но семена западной культуры уже упали на богатую почву загадочной страны. Какие всходы даст этот посев, можно только догадываться. Молодые англичане – Виктор и Фенелла Краббе пытаются понять непостижимую прелесть бесконечно чужой страны…О дальнейшем развитии событий и судьбах Виктора и Фенеллы Краббе рассказывают романы «Враг под покрывалом» и «Восточные постели».
В романе-ностальгии «Восточные постели» повествуется о драматическом взаимопроникновении культур Востока и Запада. Эпоха британской колонизации сменяется тотальным влиянием Америки. Деловые люди загоняют на индустриальные рельсы многоцветный фольклорный мир Малайи. Оказавшись в разломе этого переходного времени, одиночки-идеалисты или гибнут, так и не осуществив своей мечты, как Виктор Краббе, или, как талантливый композитор Роберт Лоо, теряют дар Божий, разменяв его на фальшь одноразовых побрякушек.