Враг «Монолита» - [9]

— Кабан, они только что проснулись. Надо было раньше завозить, если ты хотел, чтобы я тут с докладом выступил.

— Хрен с ним, — отмахнулся командир. — И так болтовни много. Тупые вопросы, нереальные желания у кого-нибудь имеются?

— Имеются, — чуть запнувшись, сказал Обух. — Желаю вернуться домой.

Кабан покивал ему с непонятной грустью.

— Хорошо подумал? — спросил он.

— Я бы не ушел, — сказал Обух. — Но мне не по душе способ, которым меня сюда доставили. Укололи какой-то фигней, ни о чем не предупредили… С людьми так нельзя! Я не туша мороженая, чтобы меня за ноги таскать.

— Твое право, — коротко отозвался Кабан.

— Инкассатор, не делай этого, — проговорил Хаус. — Пойдем с нами! Потом вернешься, если захочешь. Позже.

— Это вопрос принципиальный, — заявил Обух.

— Если я правильно понял, дома тебя ждут долги? Мне всегда было любопытно, сколько денег может влезть в картофельный мешок.

— Хаус, кончай агитацию! — прервал разговор Кабан. — Пассажир остается. Забирай этих четырех, и валите.

Проводник угрюмо бросил «Есть!» и двинулся к двери.

— Погодь! — окликнул его Централ. — Слышь, помоги шмотом, — обратился он к Обуху.

— Кем? — не понял тот.

— Одолжи олимпиечку, ага? Мне в рубашке прохладно гулять, а ты скоро дома будешь.

Обух все-таки успел отряхнуться и теперь нарядно сверкал в сумерках тремя белоснежными лампасами.

— Нет, — упрямо ответил он. — Это моя одежда.

— Ты не человек, что ли? — с угрозой произнес Централ.

— Серега, отдай куртейку, — поддержал Хаус. — Ему и правда нужнее. Он же вежливо тебя просит. Ну, насколько он способен.

— Да не люблю я эти расклады! — возмутился Обух.

— Да ему не любовь твоя нужна, а теплая одежда. Хоть что-нибудь с рукавами. Не будь говном, инкассатор!

— Не отдам, — отрезал тот.

— Все, Хаус! — рявкнул Кабан. — Уводи людей, время теряете.

— Ждите к вечеру, жарьте курочку, — сказал сталкер.

— Что сам по дороге наловишь, то и пожаришь, — выдавил Чак.

Проводник и четверо пассажиров вышли на улицу. Облака окончательно разбежались, но из-за блеклого рассвета небо казалось пасмурным и низким.

Хаус обогнул сарай справа и двинулся по пологому склону вниз, к зарослям кустарника. Новобранцы выстроились за ним гуськом: первым шел Централ, замыкал колонну Шведов. В какой-то момент Сергей поймал себя на том, что старается наступать в след идущему впереди новичку, которого привезли на вертолете.

— Может, и нам свалить надо было? — негромко сказал Бокс.

— Да не по-пацански как-то… — проговорил Централ.

— Ладно. Дойдем — поглядим, что там за кисельные берега.

— Кончайте треп, — прошипел Хаус. — Ты, как там тебя?.. Лейтенант!

— Старший лейтенант, — уточнил мужчина, шагавший перед Сергеем. — Только теперь — запаса.

— И где же ты служил, запасной лейтенант?

— В ракетных войсках.

— Конкретнее, — потребовал сталкер.

— В береговых ракетных.

— Ты действуешь мне на нервы.

— Триста двадцать пятый ОБРДН.

— Ну, понятно…

— Отдельный береговой ракетный дивизион, — пояснил мужчина.

— Ты стрелять-то умеешь, отдельный береговой?

— У меня двенадцать пусков, все на «отлично».

— Я спрашиваю: стрелять умеешь? — с нажимом повторил Хаус.

— Из пистолета — естественно.

— И то хлеб… А зовут тебя Костя Олейник, если память моя не врет. Стало быть — либо Кот, либо Олень.

— Конечно, Кот, — торопливо ответил лейтенант.

— Покажешь себя в деле — тогда и будешь сам решать, кто ты. А пока ты Олень, — твердо произнес сталкер.

Централ и Бокс приглушенно рассмеялись, а Сергей с тоской посмотрел назад. Ситуация нравилась ему все меньше, и он уже начинал жалеть, что не остался вместе с Обухом в сарае. И хотя он быстро придушил эту мыслишку, настроение было отвратным.

Хаус дотопал до зарослей и протиснулся между кустов.

— За мной, — скомандовал он, поворачивая влево.

Пассажиры змейкой устремились за проводником. Что это были за растения, Шведов так и не понял. Черные узловатые ветви даже в конце мая оставались голыми, без единого листочка, однако в них определенно теплилась жизнь: кусты не трещали, а упруго сопротивлялись и плотно схлопывались за спиной. Тропинки в зарослях не было, Доктор Хаус двигался наугад, но так уверенно, словно проходил хорошо знакомый лабиринт. По одному ему ведомым признакам он определял, где в чаще будет следующая брешь, а куда соваться не нужно.

Дебри оборвались внезапно, в трех метрах от пологого берега. Над тихой водой стоял такой плотный туман, что Шведов поначалу принял его за новый массив растительности. На привязи у перекошенного мостка покорно дожидалась большая надувная лодка.

— Грузимся, — распорядился проводник.

— Холодно, черт! — пожаловался Централ.

— Скоро согреешься.

Лодка с алюминиевым днищем легко приняла бы шестерых: кроме пары широких поперечных сидений, оставалось еще по одному месту спереди и сзади. Хаус дождался, когда все усядутся, потом устроился на корме и отвязал веревку.

— Весла под ногами, разбирайте, — сказал он. — В уключины не вставлять, будем грести, как спортсмены. Но только тихо, тихо!

Сергей взял весло, примерился. Оно было коротким и легким, с удобной ручкой и большой выгнутой лопастью. Последний раз Шведов катался на лодке еще в раннем детстве, но эти воспоминания были связаны с большим светлым парком, совсем не похожим на то, что расстилалось вокруг. Как только Хаус оттолкнулся от мостков, лодка оказалась в сером мареве тумана. Он висел так плотно, что трудно было дышать.