Врачеватель. Олигархическая сказка - [46]
– Не надо, Эльвира, успокойся, – совершенно безмятежным тоном сказал Пал Палыч, и Эльвиру Тарасовну почему-то сразу покинуло возвращавшееся к ней беспокойство.
– Все, Паша, я уже абсолютно спокойна.
– Ну тогда скажи мне, какое сегодня число и месяц?
– А… Сегодня как раз Чистый четверг, – затараторила феминистка, – завтра, соответственно, Страстная пятница, а через два дня уже Пасха. Представляешь, в этом году наша Пасха совпала с иудейской и католической. О! И с твоим днем рождения, кстати. Тоже одиннадцатого апреля. Как необычно, правда?
Переварив в себе Эльвирину конкретику и без особого труда высчитав сегодняшнее число, Пал Палыч спросил ее со вздохом:
– Так что со мной случилось?
– Как? А разве ты не знаешь?.. Боже! Идиотка, что я говорю?!
На сей раз рассмеялись оба.
– Эльвира Тарасовна, вы удивительное создание природы. О вас нужно писать трактаты. И все же, дорогая моя, соберитесь и поведайте мне эту занимательную историю про мое, так сказать, временное отсутствие.
– О, Господи! Даже не знаю с чего начать, – она снова занервничала. Было видно, что эмоции ее переполняют, но от этого насквозь публичная особа – вылитый коккер-спаниэль – выглядела еще более трогательной. – Ну, короче, Пашенька, тебя убили, но не совсем. Однако ты все-таки не умер.
– Поясни, пожалуйста, поподробнее, – Пал Палыч не смог сдержать улыбки.
– А что тут пояснять? Тебя, Паша, застрелили, но пуля прошла мимо. Как это называется?.. Навылет, вот. У тебя под пижамой должен остаться шрам. Ты можешь посмотреть. Я разрешаю.
Пал Палыч не обратил внимания, как после очередного перла Эльвира Тарасовна зажала себе рот рукой. Он без лишней суеты расстегнул шелковую пижаму и чуть ниже левого плеча увидел практически зарубцевавшийся небольших размеров шрам в форме звездочки. Остроголов поднял голову и с некоторым удивлением посмотрел на Эльвиру.
– Так вот и я говорю, твое ранение, Паша, убить тебя никак не могло. Ты умер совсем от другого. То ли болевой шок вызвал сердечную недостаточность, то ли наоборот, но, в общем, что-то случилось с сердцем, и оно остановилось. Паша, только мы все почему-то уверены, что врачи сами толком ни черта не поняли в причине твоей смерти, – интригующе и таинственно закончила она свою фразу.
– Ну хорошо, а почему ты все время говоришь о моей смерти, если я пока еще здесь? – не переставал улыбаться Пал Палыч, слушая Эльвирино повествование.
– Да в том-то и дело, Пашенька, что медицина зафиксировала не клиническую, а биологическую смерть, и тебя мы похоронили.
– То есть как? – улыбка сошла с лица Пал Палыча.
– Ну, я неправильно выразилась. Конечно, тебя сначала отправили в морг, а уже потом…
– Подожди, подожди. Не все сразу. Давай, родная, по порядку. Я тебе буду задавать вопросы, а ты мне будешь на них спокойно отвечать. Идет?
– Я согласна, Пашенька.
Пал Палыч тщательно оглядел свой «девственный» живот, лишенный признаков какого-либо хирургического вмешательства патологоанатома.
– Мне что, не делали вскрытие?
– Нет. Лариска встала на дыбы… Н у, в смысле, грудью… Не разрешила, одним словом.
– Постой. Насколько я знаю, ни один патологоанатом не возьмет на себя ответственность давать заключение без вскрытия.
– Паша, ну ты как маленький ребенок, ей-Богу! – ее удивленные глаза напоминали кубические аквариумы, где плавало много красивых рыбок, возмущенных наивностью Пал Палыча. – С финансовым благополучием твоего семейства в этой стране возможно все. Как заказали, так и сделали. К тому же Лариска орала как полоумная: «Не дам его резать!» И все. Прямо как чувствовала.
– Ну, допустим, Лариска молодец… А на какой день меня похоронили?
– Кажется, на третий. Как всех. Стоп! Или на четвертый?.. Ой, Пашка, прости. Я уже что-то не помню.
– Да не переживай ты так, Эльвира. Поверь, в данной ситуации это не важно. Но согласись, в любом случае я уже должен был вонять на всю Ивановскую.
– Почему? Совсем не обязательно. Сейчас такие средства, Паша, закачаешься! Я закурю?
– Кури.
Эльвира прикурила сигарету.
– Кстати, в этом вопросе я теперь очень даже подкованная.
– Верю. Я вообще поражен твоими глубокими познаниями в области медицины.
– Зря смеешься. Мне сами врачи рассказывали. Я лично с одним из них очень долго беседовала. Есть какая-то спиртоглицериновая смесь с формаклоном…
– С формалином.
– О, точно! С формалином. Так ее хватает от пяти до десяти суток. Представляешь? И потом не забывай, это же ЦКБ. Здесь температура в камерах плюс четыре – плюс шесть, как в домашнем холодильнике.
– И что?
– А то, что при такой температуре происходят «замедленные жизненные процессы». Микроорганизмы… Ой, нет, постой!.. Или клетки, что ли?.. Не помню точно. Ну, неважно. Так вот они, как не размножаются, так и не умирают. Понимаешь? К тому же, Пашенька, думаю, в морге за тобою ухаживали похлеще, чем за королем Иордании, чтобы ты у нас выглядел настоящим свежачком… Ой, Паша, прости! – Эльвира снова зажала рот рукой.
– Прощаю, не переживай, – продолжал улыбаться Пал Палыч. Забавную историю ты мне рассказываешь. Только все-таки это никак не вяжется с моей биологической смертью. Ну да ладно. А как же вы меня похоронить-то умудрились?
Когда-то давно один мудрец сказал: «Мои чувства, эмоции, желания принадлежат исключительно Богу и мне». Немного подумав, добавил: «Равно как и каждому из тех, кого я никогда не видел».Был ли он прав?Не знаю.Но, так или иначе, мириадами невидимых нитей мы связаны друг с другом. Эту связь я раскрываю в своей второй книге «Врачеватель-2», где фантазия и реальность так тесно переплетены и сложно понять, было ли это на самом деле или все лишь приснилось мне на днях…Андрей Войновский.
Две женщины — наша современница студентка и советская поэтесса, их судьбы пересекаются, скрещиваться и в них, как в зеркале отражается эпоха…
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.