Врачеватель. Олигархическая сказка - [45]
Лишь формы разные, но суть одна: мы с ним похожи, как две капли, и смысл проблем один и тот же. И он и я с рожденья и до смерти пред Богом одинаково равны. Я только миллиарды в гроб с собой не положу, а он не сможет заработать их при жизни. Ибо не создан, не рожден для риска. Он расплатился бедностью за трусость… А я? Богатством за уныние души?..
Да, впрочем, истина проста. Мы с ним похожи тем, что одинаково пусты и бездуховны. Ведь только мысль, несущая в себе любовь, способна созидать и придавать гармонию творцу».
– Мой Боже! Я же тебя видел! – застегивая пуговицы пижамы, вслух произнес Пал Палыч, глядя на потолок с улыбкою ребенка. – Когда к тебе приходят после этой суеты, твое сияние не знает укоризны. Вокруг тебя всегда одно тепло и в бесконечность уходящее прощенье. А твой, как свет звезды, неповторимый юмор?.. Не это ль есть любовь? Недаром говорят: от Бога.
Так он просидел еще какое-то время, погруженный в свои мысли и воспоминания, а когда решил осмотреться, его взгляд встретился с обезумевшими от страха глазами Эльвиры, вероятно, уснувшей в большом, стоящем в углу палаты кожаном кресле и недавно разбуженной звуком еле слышно скрипнувшей кровати.
Да, да. Это была та самая Эльвира, которая поздним февральским вечером приехала к нему домой с ошеломляющей новостью.
– Здравствуй, Эльвира Тарасовна Касперчак, в девичестве Зусман. Ты чего тут делаешь, феминистка?
– Я!.. Я, Пашенька!.. – Эльвира никак не могла прийти в себя, отчего собственный язык плохо ее слушался, а нижняя челюсть часто ударялась о верхнюю. К тому же у нее перехватило дыхание, и она, будучи человеком крайне эмоциональным, в довершение всего была готова органично хлопнуться в обморок. Говоря иными словами: за Эльвиру Тарасовну становилось страшновато.
Видя такое состояние своей старой знакомой, Пал Палыч хотел, было, встать с кровати и подойти к ней, чтобы хоть как-то немного успокоить, но подобные действия с его стороны вызвали у Эльвиры куда более странную реакцию: с вытаращенными слезящимися глазами, безадресно помахав рукой перед своим носом, она громко промычала что-то совершенно невразумительное, зачем-то при этом запрокинув ноги на оба подлокотника, плавно сползая по спинке кресла.
Дабы легко возбудимой мадам Касперчак, в девичестве Зусман, не сделалось еще хуже, Пал Палычу пришлось незамедлительно ретироваться на прежнее место. Немного подумав, он лег обратно в свою больничную койку, тихо сказав ей: «Ты, Эльвирочка, успокойся, а я пока полежу. Когда придешь в себя, позови меня! Хорошо? Не волнуйся, я спать не буду».
«Да, видно, долго я отсутствовал, – подумал про себя Пал Палыч, – раз такие реакции на мое пробуждение. Ладно, полежим еще немного. А то ведь и впрямь скорую вызывать придется».
– Паша!.. – донеслось наконец из дальнего угла палаты. Боясь сделать лишнее движение, Пал Палыч осторожно повернул голову в сторону Эльвиры, по-прежнему оставаясь, будто в гробу усопший, неподвижно лежать на кровати.
– Пашенька!.. – госпожа Касперчак сделала еще одну попытку обратиться к нему, при этом часто всхлипывая и шмурыгая носом. – Ты меня спрашивал, что я здесь делаю? А я дежурю, Паша. Мы тут график дежурств установили. Сегодня как раз моя очередь. Вот… Пашенька, а как ты себя чувствуешь?
– Да, по-моему, этот вопрос мне, скорее, впору задать тебе.
– Нет-нет, я уже все… Я уже нормально.
– Скажи, встать-то мне теперь можно? А то с тобою все бока отлежишь.
– Конечно, Пашенька. Ты меня прости. Просто так неожиданно.
– Ну, за неожиданность и ты меня тоже прости.
Не без удовольствия, во второй раз встав с кровати, внимательно посмотрел на Эльвиру. Да, можно было сказать, что она уже оправилась от шока, но, как ему показалось, еще не до конца.
– Я не знаю, Эльвира, ну, хочешь, ущипни ты меня, что ли?
Касперчак едва заметно улыбнулась.
– Слава Богу! Наконец-то нормальная человеческая эмоция, – весело отреагировал на ее улыбку Пал Палыч.
В ответ Эльвира даже рассмеялась.
– Правильно, родная. Чем пугаться – лучше рассмеяться. Кстати… Телевизор вижу, хотя зачем он мне здесь? А вот зеркало… Может, я, действительно, со стороны ничего кроме испуга и не заслуживаю?
Он поискал глазами зеркало. Найдя его в углу над раковиной, подошел и без всяких эмоций посмотрел на свое отражение.
– Да нет, вроде без особых изменений. Может, даже посвежел чуток, – сказав это, вернулся к своей кровати и, лихо перемахнув через спинку, изящно приземлился на пятую точку.
– Эльвира, – глядя на нее открытыми и ясными глазами, с неподдельным спокойствием в голосе произнес Пал Палыч, – раз уж мое возвращение на эту грешную землю по графику совпало именно с твоим дежурством, значит, это не случайно. Согласна? Значит, ты должна мне рассказать все, что я о себе пока не ведаю. С момента, как понимаю, моей отключки, до того кошмарного мгновения, когда я тебя, как слон, так беспардонно разбудил, вставая с кровати.
Он еще раз оглядел палату.
– Так, судя по убранству, это ЦКБ. У меня такое ощущение, что за это время немало утекло воды. Сколько я был в коме? Ну или просто спал? Скажем так.
– Почти два месяца, Пашенка, – снова начав всхлипывать, ответила она.
Когда-то давно один мудрец сказал: «Мои чувства, эмоции, желания принадлежат исключительно Богу и мне». Немного подумав, добавил: «Равно как и каждому из тех, кого я никогда не видел».Был ли он прав?Не знаю.Но, так или иначе, мириадами невидимых нитей мы связаны друг с другом. Эту связь я раскрываю в своей второй книге «Врачеватель-2», где фантазия и реальность так тесно переплетены и сложно понять, было ли это на самом деле или все лишь приснилось мне на днях…Андрей Войновский.
Герой романа «Искусство воскрешения» (2010) — Доминго Сарате Вега, более известный как Христос из Эльки, — «народный святой», проповедник и мистик, один из самых загадочных чилийцев XX века. Провидение приводит его на захудалый прииск Вошка, где обитает легендарная благочестивая блудница Магалена Меркадо. Гротескная и нежная история их отношений, протекающая в сюрреалистичных пейзажах пампы, подобна, по словам критика, первому чуду Христа — «превращению селитры чилийской пустыни в чистое золото слова». Эрнан Ривера Летельер (род.
Если в двух словах, то «желание исчезнуть» — это то, как я понимаю войну.
С Вивиан Картер хватит! Ее достало, что все в школе их маленького городка считают, что мальчишкам из футбольной команды позволено все. Она больше не хочет мириться с сексистскими шутками и домогательствами в коридорах. Но больше всего ей надоело подчиняться глупым и бессмысленным правилам. Вдохновившись бунтарской юностью своей мамы, Вивиан создает феминистские брошюры и анонимно распространяет их среди учеников школы. То, что задумывалось просто как способ выпустить пар, неожиданно находит отклик у многих девчонок в школе.
Эта книга о жизни, о том, с чем мы сталкиваемся каждый день. Лаконичные рассказы о радостях и печалях, встречах и расставаниях, любви и ненависти, дружбе и предательстве, вере и неверии, безрассудстве и расчетливости, жизни и смерти. Каждый рассказ заставит читателя задуматься и сделать вывод. Рассказы не имеют ограничения по возрасту.
«Шиза. История одной клички» — дебют в качестве прозаика поэта Юлии Нифонтовой. Героиня повести — студентка художественного училища Янка обнаруживает в себе грозный мистический дар. Это знание, отягощённое неразделённой любовью, выбрасывает её за грань реальности. Янка переживает разнообразные жизненные перипетии и оказывается перед проблемой нравственного выбора.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.