Он спал долго — весь день и еще ночь. Его никто не трогал, потому что никому он не был нужен, а срок, назначенный старым Луху, еще не миновал. Проснувшись, Тып напился родниковой воды и тотчас отправился на свое место возле пещеры.
Один на один с чудесной, удивительной силой, рождающей Языки Дракона, первый из всех людей…
Два восхода миновали, как в воду канули, а Тып все разжигал свой костер. В какой-то момент сухой мох начал было тлеть, пошел дымок, и на секунду взметнулось крошечное пламя, но порыв ветра все загасил. Тогда Тып перебрался в пещеру и продолжил работу.
— Один восход остался, — сказал старый Луху.
Тып не обратил внимания на эти слова. Его заботило другое — камни стесывались, их могло не хватить, а где найти другие, такие же точно, Тып не знал.
Только бы успеть!
И совсем незадолго до пятого, урочного, восхода, когда старый Луху угрожающе поднялся со своего ложа и все, кто оставался в пещере, мрачной толпой окружили Тыпа, снова вспыхнул мох, и по тонким прутикам пламя побежало дальше, перекидываясь на ветви потолще, наконец в очаге запылал небольшой, но настоящий, новый костер.
— В-вы-ы! — закричали люди племени, кидаясь к выходу из пещеры, а старый Луху сел перед костром и заплакал.
Сияли лампы, слышались громкие разговоры, операторы ходили радостные, а в дверях, галдя, толпились репортеры.
«Тук-тук-тук…» — неслось из динамиков, уже освобожденное от посторонних шумов, усиленное и поражающее своей четкостью, ритмичностью и каким-то невероятным, всесокрушающим напором. Джон Тортолетт выключил магнитофон и повернулся к коллегам.
— Искусственная природа сигналов вне сомнений, — громко сказал он, счастливо улыбаясь. — Это — Разум, господа! — Он поднял голову к прозрачному потолку, где горели и трепетали далекие костры вселенной. Впустите репортеров!
Первые лучи солнца проникли в пещеру, высветили дальний угол и в нем безмятежно спящего Тыпа. Рядом с ним на шкуре лежали два маленьких невзрачных обломка…
