Вполне современные девочки - [42]

— Но она ведь счастлива стать бабушкой, не так ли? — настаивала я.

— Я полагаю, — ответила Джесика, — что она будет рада внуку — внуку, который продолжит род Уинфилдов. Хотя, я думаю, она предпочтет идеальный вариант. Ребенок — да, но Грег — нет. — Она засмеялась, но печальней смеха я не слыхала.

Все эти месяцы Джесика пыталась определить мотивы, движущие ее матерью. Изменить характер, образ жизни Грега? Принудить ее просить денег? Нет, это слишком просто. Мать, должно быть, играет в другую игру, более изощренную. Возможно, мать хотела, чтобы Грег разошелся с ней, сдавшись от груза ответственности за дом, жену, ребенка. Тогда что же делать ей, Джесике, с ребенком без мужа? Конечно, приползти назад к Патриции… на коленях, побитой…

Иногда, особенно тогда, когда Грег наслаждался ею, стараясь — Джесика могла поклясться в этом — причинить ей больше боли, чем сладости, она решила, что для нее будет проще, если он уйдет, а она останется с ребенком и без мужа. Но тут же ей в голову приходила другая мысль, ведь мать-то ее никуда не уйдет, она останется. И нет разницы, как поступит Грег, в конечном счете, она все равно ничего не выигрывает.

Ребенок родился мертвым. Джесика онемела и два дня, несмотря на все заботы медиков, находилась в тяжелом состоянии депрессии. Она лежала ко всему безучастная и отрешенно смотрела на зеленые стены палаты.

Все — ради ничего. Она снова и снова обдумывала все, что с ней произошло. Замужество с Грегом — бесцельно. Все унижения — бесцельны. Пустота.

Грег пришел навестить ее на третий день.

— Мне никогда не везло, — горько сказал он. В его злых глазах стояли слезы. Искренние слезы.

Джесика была удивлена, ее тронула эта горечь. Она протянула ему руку, стараясь найти слова утешения.

— Доктор сказал, что произошла нелепая случайность при родах. Этого могло и не случиться. Но мы не можем иметь здорового ребенка в ближайшем будущем.

И поползли мысли, которые раньше никогда не появлялись: «Ах, как она виновата перед мужем! Она просто владела им. Она обманула его, вышла за него замуж, не сказав, что беременна от Даррена Праути. Она непременно родит ему другого ребенка, здорового. Его ребенка».

— Ах, — простонал он. — Когда еще у нас будет этот ребенок? Он нужен нам сейчас. Именно сейчас нам нужна помощь твоей ненормальной матери. А она не собирается дать нам ни гроша без этого ребенка.

Джесика вздрогнула, как будто ее хлестнули. Она надеялась, что он на самом деле искренне переживает потерю ребенка, что он прозрел, стал другим. Она с болью закрыла глаза, снова повернулась к стене, а он ушел.

Она уйдет от него. Непременно уйдет! Неважно, что скажет или подумает мать. Ребенка не было, поэтому ей совсем необязательно жить с Патрицией. Она найдет себе работу. И не в этом музее в Уинфилде. Она найдет свое собственное место. Она будет жить в закутке, если заставит нужда. Ничто больше не заставит ее жить ни с одним из них. Ни за что она не повторит этого больше.

Патриция пришла к дочери, окруженная свитой докторов и медсестер, виновато заглядывающих ей в глаза. Это было неудивительно. Ее холодная, величественная манера сама по себе вызывала подчеркнутое уважение, даже если в действительности такового и не было.

— Мне жаль ребенка, Джесика. Но, может быть, судьба все изменила к лучшему. Конечно, если ты признаешь, что вообще-то твои дела плохи. И не возражай. Ты вышла замуж за недостойного, уродливого человека. Без единой подкупающей, стоящей черты. Человека, который не может содержать даже себя. Ты все еще будешь упрямится или признаешь, что этот мужчина женился на тебе только из-за наших денег и положения?

«Мамочка, неужели ни один мужчина не может полюбить просто меня? Меня саму?» Но она только подумала об этом. Джесика, понимала, что мать абсолютно права.

Патриция восприняла ее согласие, а может быть, и покорность, и победно улыбнулась.

— А с ребенком — жаль, конечно, но это, действительно, судьба.

— Судьба? То, что ребенок мертвый — судьба? А эта улыбка! Эта улыбка Патриции! Торжествующая улыбка, говорящая, как права Патриция, и как виновата Джесика. «Как вызывающе она пользуется этим божественным словом „Судьба“? Но она — не Бог! К счастью, пока еще нет».

— Нет, мама, ты не права! Не права! Нет! Ты заблуждаешься насчет моего ребенка! Это не судьба! Это… это самое жуткое, что когда-то случалось со мной. Ты ошибаешься насчет моего ребенка, и ты ошибаешься насчет моего мужа! Он прекрасный, чудный мужчина, который непременно добьется успеха. Ты увидишь! У нас будет другой ребенок. Замечательная живая крошка!

Патриция натянуто, холодно улыбнулась.

— Ты всегда была склонна к себялюбию, Джесика. Совсем как твой отец.

— Мой отец? Я совсем не помню, что он был своенравным. Он был добрым и мягким человеком, а ты всегда…

— Ты ничего не знаешь о своем отце, — задумчиво сказала Патриция. — Когда-нибудь я расскажу тебе о нем.

Она ушла, а над Джесикой снова навис потолок. Нет, сейчас она не могла оставить Грега. Сначала она должна победить.

Она намерена победить в этот раз. Хоть раз, но взять реванш над Патрицией! И только после этого уйти от Грега. Только после этого, как у нее будет замечательный, живой ребенок, чтобы торжественно пройти с ним перед Патрицией. Только после того, как Грег добьется успеха. Тогда она сможет сказать им обоим, чтобы они шли прочь. Грег и Патриция! Но сначала нужно победить Патрицию.